У меня возникла надежда на то, что когда-нибудь и мои «Эллины и иудеи» будут напечатаны... (В те поры я еще не представлял себе конкретно, сколько стоит издать книгу в США — стране свободы слова — устного и печатного...). Пока же я повторял и восторгался тем, что в свое время в «Заметках о штате Виргиния» говорил Джефферсон: «...Зачем подвергать мысль насилию? Чтобы добиться единства мнений. А желательно ли единомыслие? Не более, чем желательны одинаковые лица или одинаковый рост. Введите тогда прокрустово ложе, так как есть опасность, что люди большого роста могут побить маленьких, сделайте нас одного роста, укорачивая первых и растягивая вторых... Достижимо ли единообразие? Со времени введения христианства миллионы невиновных мужчин, женщин и детей были сожжены, замучены, оштрафованы, брошены в тюрьмы, и все же мы ни на дюйм не приблизились к единомыслию. К чему приводит принуждение? Одна половина человечества превращается в дураков, а другая в лицемеров».
Меня постоянно удивляло отношение «наших» к неграм или, как принято называть их здесь, к афро-американцам.
Начну с того, что когда мы переселились в четырнадцатиэтажный билдинг, на восемьдесят пять процентов заселенных стариками-неграми, Роберта, старая негритянка, пришла проведать заболевшую Аню, принесла ей соответствующую открыточку — «на Кристмас», и это когда «наши» не очень-то часто наведывались, чтобы помочь, хотя бы спросить о здоровье. Потом Роберта показала нам свою комнату, сплошь в коврах и ковриках, искусственных цветах, фотографиях на стенах — одной она особенно гордилась: на ней ее сын, в охране Клинтона, сам Клинтон и она, Роберта, были засняты рядом, крупным планом...
Однажды на собрании жильцов («митинге») выступил негр, по виду — учитель, всегда в жилетке под пиджаком, всегда в галстуке, подтянутый, спокойный, с удлиненным интеллигентным лицом, с трепетной заботливостью ухаживающий за своей безвылазно сидящей в кресле-каталке женой... Это был негритянский праздник — день освобождения от рабства, и он сказал, что они, негры, нашли свой путь в жизни — нелегкий путь... Но есть народ, который страдал не меньше нас, дорога, по которой он идет, тяжела, этот народ — евреи, и мы должны помнить о них и помогать им, как можем...
Когда «митинг», проходивший в нижнем вестибюле, закончился, Аня подошла к нему, чтобы поблагодарить за теплые слова о евреях, и он спросил: «А вы еврейка?.» Она ответила: «Да». Тогда он сказал: «Телом я негр, но по духу своему я еврей» — и стал говорить о Библии, Книге, которая предназначена для всех людей...
Между прочим в учебнике английского языка, которым пользовались мы на курсах, была картинка: умывальник и над ним табличка: «Только для белых», а рядом — такой же умывальник с табличкой: «Для цветных». И дата: 1956 год. Это был год XX съезда, мне тогда исполнилось 25 лет. Что может сравниться с унижениями, которым подвергались негры — нет, не в эпоху рабства, а чуть не сто лет спустя... Будь я негром и будь мне в ту пору 25 лет, рубец — да не рубец, а глубокая рана — осталась бы у меня на всю жизнь, и кровоточила бы, и заставляла бы по временам скрежетать зубами...
Когда-то в детстве я читал — а скорее всего мне читали, отец или мать — «Песнь о Гайавате»... Мог ли я предполагать, что «Песнь» эта зазвучит вновь, когда я ступлю на землю Гайаваты? Что благоуханные строки Лонгфелло, переведенные Буниным, перестанут для меня быть только литературой?.. Мичиган... Онтарио... Эри... Койахога... Да, Койахога, по которой однажды поплывем мы с Аней на прогулочном кораблике?..
Историки считают, что индейцы пришли на североамериканский материк из Азии примерно 20 000 лет назад. Одни исследователи до заселения материка белыми насчитывают 20-30 миллионов аборигенов, другие приближаются к 100 миллионам. Так или иначе, но цифры эти весьма относительны.
Существует предание, по которому индейцы приветствовали белых поселенцев, помогали им освоиться в новых, незнакомых краях и т.д. Что же касается бледнолицых, то они принесли, следуя «Песне о Гайавате», аборигенам благую весть: