Семейный архив

В такой ситуации у нас возник вопрос: если широкая еврейская общественность страны ничего не знает о проблемах советских евреев, то насколько знакомы с ними раввины? Мы составили специальный вопросник, разослали примерно 300 раввинам в разные части страны. Оказалось, большинство из них было в курсе и религиозных, и культурных ограничений и запретов в жизни советских евреев, но почти все они объявили капитуляцию перед «всесильным» Советским Союзом, лишь несколько раввинов написали о том, что необходимо протестовать.

Аналогичное отношение к проблеме было и среди многочисленных деятелей и сотрудников различных еврейских организаций. Причинами тому были как бюрократическая инерция, так и, как ни странно, информация, получаемая от правительства Израиля, которое давало вполне ясные указания — придерживаться тихой дипломатии, не поднимать шума, не устраивать никаких массовых демонстраций протеста и т.д. Я думаю, позиция Израиля диктовалась боязнью того, что привлечение общественного мнения к положению советских евреев приведет лишь к усилению их страданий.

Но мы, маленькая группа энтузиастов Кливленда, считали, что необходимо действовать. В эти годы (середина — конец шестидесятых) я работал в НАСА и по долгу службы много разъезжал по стране. В свободное время я мог заниматься поисками единомышленников, налаживать с ними связи. В Лос-Анджелесе я нашел маленькую группу, занимающуюся проблемами советского еврейства под руководством, как ни странно, специалиста-синолога Айрин Ибэ. Одним из членов этой группы был Зэв Ярославский — тогда еще старшеклассник. Потом я нашел группу единомышленников в университете Беркли, руководимую профессором Дэвидом Вайсом. Нашел такие же группы в Монреале, в Торонто, в Майами, мы наладили связь со студенческой группой Джейкоба Баринбаума в Нью-Йорке. Начали проходить первые демонстрации и митинги протеста, начался поворот в сознании американского еврейства, в их отношении к братьям из СССР.

В 1969 году ситуация изменилась в более благоприятную для нас сторону. К этому времени в Израиле проживало уже 2-3 тысячи евреев, которым удалось вырваться из Советского Союза. Именно в этот момент начала там активно действовать Энн Шанкар, американская еврейка, жена крупного израильского миллионера. Она разыскивала имена и адреса отдельных лиц и групп и снабжала нас адресами и прочими подробностями. Одной из первых кампаний тогда стала массовая отправка поздравительных открыток от американских евреев, стремящихся оказать помощь советским собратьям. Вслед за этим мы начали кампанию телефонных звонков в СССР. Впоследствии советские власти спохватились и стали прерывать наши телефонные разговоры, но мы уже завязали много тесных контактов...

После 10 лет упорной работы, в начале семидесятых, нам удалось привлечь к проблемам советских евреев не только американских евреев, но и все наше общество. А за этим последовала соответствующая реакция Конгресса, и одними из первых были сенатор Джексон и мой конгрессмен Вэник.

Здесь надо сказать, что проведение в жизнь закона, который потом получил название Поправки Джексона-Вэника, заняло два года, в течение которых приходилось преодолевать активное сопротивление правительства и, в частности, такого деятеля, как Генри Киссинджер. В этой борьбе нашему Комитету довелось сыграть важную роль. Нам удалось привлечь к этой проблеме внимание тех законодателей, которых ранее никогда особенно не волновал «еврейский вопрос»... Что же до Генри Киссинджера, то он выступал против Поправки, объясняя это опасностью вызвать слишком сильную реакцию верхов Советского Союза по поводу столь «болезненной темы» и, как следствие этого, даже начать ядерную войну... Такова была точка зрения тогдашней администрации, но время достаточно четко показало, кто на самом деле был прав...

Что же до Поправки Джексона-Вэника, то она запрещала определенные торговые отношения со странами, которые применяли в своей практике отрицательное отношение или жесткие ограничения на свободу эмиграции их граждан и определяла подобную практику как ущемление гражданских прав.

Вот на этом этапе мне пришлось «уйти на покой». Как уже говорилось, я работал в НАСА, как и другие мои коллеги, у меня к тому времени родилось четверо детей, моя общественная деятельность шла в ущерб и моей работе, и семье. Но главная цель, которую мы ставили перед собой, была достигнута...

Надо сказать, в последующие годы я, подобно всем моим единомышленникам, был удивлен и — более того — разочарован пассивностью и безразличием подавляющего большинства евреев, которые вырвались из СССР и зажили в условиях свободных обществ Израиля, США и прочих стран. Хотя, конечно, я понимаю, что при переезде в другую страну эти люди столкнулись с непростыми проблемами и не могли уделять много времени общественной деятельности, которая была и остается добровольной и неоплачиваемой...