Семейный архив

Вполне ординарной по тем временам была еврейская семья, из которой она вышла. Трое из этой семьи стали врачами: Рая, Вера и мой отец, четвертый брат закончил военную академию. Это уже не были евреи черты оседлости, замкнутые в своем мире, изолированные в духовном отношении от жизни окружавшего их народа, от жизни страны. Революция не только уравняла их в правах с остальным населением, но и дала возможность этими правами реально воспользоваться. Колоссальная энергия, сдавленная, сжатая, подобно стальной пружине, рванулась наружу. Так же, как для всех остальных, это была наша страна, ее судьба была нашей судьбой.

Много лет спустя, уже в Караганде, я принялся уговаривать тетю Веру написать свои мемуары.

— Зачем ? — удивилась она. — Кто и когда их прочтет ?.. Ведь я обычный, рядовой человек, и в судьбе моей нет ничего особенного... Наоборот, мне было лучше, чем многим... Самая что ни на есть обыкновенная жизнь, обыкновенная судьба...

— Тем более, — сказал я. — Обыкновенная жизнь, обыкновенная судьба — это как раз то, что нужно... И название давай придумаем какое-нибудь самое простое. Например, «Записки врача»... Помнишь Верисаева?.. Только у него совсем о другом...

...Была глухая пора начала восьмидесятых годов. Сталин все чаще появлялся на киноэкранах, за чтение «Архипелага ГУЛАГ» увольняли с работы, давали срок. В это время старая женщина, чьи глаза с каждым днем видели все хуже, по утрам садилась к столу и стремительным, неразборчивым — «врачебным» — почерком, тем самым, которым были прежде заполнены тысячи историй болезни, исписывала две-три страницы. После ее смерти я получил их, аккуратно сложенные внуком, в большой неуклюжей, но надежной самодельной папке из плотного картона.

  

Вернувшись в декабре 1936 года с Чрезвычайного съезда Советов, на котором была принята новая Конституция СССР, первый секретарь астраханского горкома партии собрал у себя дома несколько человек, и нас с мужем¹ в том числе. За столом хозяин дома много и интересно рассказывал о съезде. Вдруг я услышала чьи-то слова: «Ну, теперь начнутся массовые аресты».

¹Василий Иванович Сусаров — врач, заведовал облздравом в г. Астрахани. Расстрелян в 1938 году, впоследствии реабилитирован.

Жизнь между тем текла как будто спокойно, размеренно. Я работала над диссертацией, занималась со студентами. Муж также трудился. Встретили 1937 год. Я списалась с заведующим кафедрой патанатомии Саратовского мединститута и повезла ему свою работу на рецензию. И вдруг в Саратове к своему ужасу узнаю, что профессор арестован.

С начала 1937 года и в Астрахани начали «исчезать» некоторые партийцы и беспартийные тоже.

Из нашего мединститута первым пострадал заведующий кафедрой гистологии. Говорили, что он обвиняется в национализме (он — белорус). Вторым репрессировали заведующего кафедрой общей гигиены. Я помнила, как на одном из заседаний кружка по изучению марксизма он горячо доказывал, что проституция — тоже форма труда, для проститутки даже тяжелого. Говорили, это послужило одной из причин его ареста.

Несколько позже арестовали швейцара института. По слухам, он сознался, что много лет был шпионом каких-то государств.