Семейный кодекс Санта Барбары

– Она ела рыбу и подавилась костью. Даже и не костью, а маленькой косточкой. На другой день пошла в поликлинику к врачу ухо-горло-нос. Он косточку не нашел и направил ее в ЛОР-отделение, как раз в Восьмую больницу. Наташу осмотрели уже те врачи, но косточку тоже не нашли. Сказали, что надо остаться в больнице, чтобы понаблюдать. На другой день я звоню в отделение, а мне говорят, что состояние сестры ухудшилось. Я прошу, чтобы ее позвали к телефону, а мне отвечают, что нельзя, потому что ей сделали какое-то там обследование и теперь она отдыхает. Таня, вы пейте чай, а то остынет, берите варенье.

– Да-да, я сейчас.

Я сделала глоток из чашки и положила в рот ложку варенья.

– Как вкусно! Никогда такое не пробовала. А дальше-то что, Валентина Всеволодовна?

– А дальше, – она тяжело вздохнула, – не выдержала я и сама поехала в эту больницу. Наташенька сидела, вся согнувшись в три погибели. У нее было какое-то серое лицо, а справа под челюстью, в месте укола рыбной косточкой, был отек. Она постоянно сплевывала в банку мокроту бурого цвета. Я спрашиваю: «Сестричка, дорогая, что они с тобой сделали?» Она отвечает: «Валя, они засунули мне в рот, а потом в желудок какую-то длинную твердую трубку, и теперь у меня внутри все горит». Я бросилась к лечащему врачу. «Что вы хотите, – говорит, – это была диагностическая процедура, после нее всегда такое состояние. Через пару дней все придет в норму». Я, дура, и поверила. А на другой день Наташе стало совсем плохо. Она вся горела, глаза были мутные, дыхание тяжелое, хриплое. Она увидела меня и еле-еле прошептала: «Валечка, я умираю». Я ей: «Да господь с тобой, что ты такое говоришь?» Но я видела, что ей на самом деле очень плохо. Я тогда подняла на ноги врачей. Уже и не помню, к кому обращалась и что говорила. Они как-то странно смотрели на меня и ничего не делали. И я решилась. «Я ее забираю», – объявила я заведующему отделением. Он посмотрел на меня как на ненормальную. «Да вы, – говорит, – не довезете ее. Больная нетранспортабельна. Лучше оставьте ее здесь». «Оставить ее здесь подыхать? – спрашиваю. – Она уже задыхается!» Он пожал плечами. В общем, отвезла я ее в Третью клиническую, по-старому в Третью советскую. Врач-мужчина, позже я узнала, что это и был Николай Петрович, сказал: «Немедленно оперировать!» Гнойник вскрыли, все прошло благополучно. Николай Петрович сам наблюдал Наташу после операции, не отходил от нее. «Не понимаю, – говорил, – почему такое течение?»

– Но что все-таки было написано в заключении после вскрытия?

– Там написали, вот слово в слово запомнила, что «дефекты пищевода были причинены диагностическими манипуляциями». То есть когда Наташе вводили эту трубку, они порвали ей пищевод. И знали ведь это! Но никто и пальцем о палец не ударил, чтобы исправить, пока еще не поздно было. Если бы я раньше вырвала сестру из рук этих живодеров!

– Валентина Всеволодовна, я знаю, что был суд.

– Да, мне посоветовали подать в суд. Адвокат сказал, что я могу требовать компенсацию за потерю сестры. Но на суде те, кто подписывал результаты вскрытия, от своего первоначального заключения отказались. Конечно, на них надавили. И вот нет больше моей дорогой сестрички. – Она снова смахнула слезы.

Я вышла от Карповой в подавленном состоянии. Очень тяжело было слушать эту историю. И если в устах Марии Петровны она звучала достаточно схематично, почти как в учебнике о человеческом безразличии и непрофессионализме, то рассказ Валентины Всеволодовны был просто криком души.

Дома я приняла душ, поужинала йогуртом с мюслями и легла спать.

Глава 3

Утром я проснулась с таким чувством, будто кто-то гладит мои щеки горячим утюгом. Не открывая глаз, я повернулась на левый бок. Утюг, кажется, выключила. Я приоткрыла веки и сквозь ресницы увидела, как потоки солнечного света заливают комнату. Лениво потянувшись, я решила еще немного полежать в полудреме. Но нет, хватит, хорошенького понемногу. Я решительно встала с постели, подошла к окну и открыла шторы. Солнце светило вовсю, слышалось бодрое чириканье воробьев.

Я приняла контрастный душ, энергично растерлась. Теперь надо немного покачаться, чтобы не терять форму. Потом я пошла на кухню и стала думать, что бы такое состряпать на завтрак. Остановила выбор на яичнице с ветчиной. Пока готовилась яичница, я сделала салатик с помидорами, огурцами и зеленью. Салат я заправила оливковым маслом с лимонным соком. Но еще моя душа кофеманки требовала своего. Наконец трапеза была окончена. Я подошла к окну, села на подоконник, закурила и принялась анализировать факты по делу Сосновского.

Итак, что же мы имеем. Николая Петровича Сосновского находят мертвым рано утром в городском парке с травмой черепа и изуродованным лицом. По словам Витька, точнее, по словам бомжа по кличке Профессор, который стал свидетелем убийства, преступник был моложе Сосновского. Профессор видел, как Сосновский передал убийце пачку денег. На следующий день с жизнью расстался сам Профессор. Это означает, что убийца заметил свидетеля и убрал его.