Семейный кодекс Санта Барбары

Я оглянулась. По правую сторону от меня стоял длинный диван, остальные три стены были увешаны картинами, которые вот так, при беглом осмотре, было не понять. Не исключено, что и после долгого всматривания эти образы так и остались бы тайной за семью печатями. Было, однако, и нечто, что объединяло все полотна, – изображения как будто бы парили в воздухе. Ясное дело, Марк Шагал местного разлива, на картинах которого что-то летает. Справедливое прозвище. Хотя парение в воздухе холстами не ограничивалось. С потолка свисали колокольчики фэн-шуй, воздушные шары, какие-то детские погремушки. А вот, кстати, и портрет. Но какой! Лицо как в кривом зеркале: щеки вытянуты, нос приплюснут, один глаз выше другого. Бр-р, ужастик какой-то.

Я прошлась вдоль стены и заглянула в дальнюю комнату, куда ушел Воложский. То, что я там увидела, повергло меня в еще большее удивление. Почти под потолком на каком-то сооружении, напоминающем строительные леса, лежали обнаженные парень и девушка. Точнее, парень нависал над девушкой на вытянутых руках. Это напомнило мне картину Шагала «Над городом». Я видела ее в Третьяковке, еще когда школьницей была с родителями в Москве. Изображенная на картине пара – сам Марк Шагал и его невеста Белла Розенфельд. Они наконец-то встретились после долгой разлуки, и им так классно вдвоем, что они парят на крыльях любви над Витебском, родным городом Шагала. Под ними маленькие, словно игрушечные, домики, сарайчики, еще какие-то сооружения. Все покрыто туманной дымкой, которая придает изображениям сказочный вид. Примерно так рассказывала нам экскурсовод.

Воложский стоял за мольбертом и делал паре замечания:

– Больше экспрессии! Что вы как замороженные! Яна, ты летишь и изумленно обозреваешь землю. Где изумление? Тим, тебе тоже интересно, что происходит внизу. А ты как будто вагонетку с углем толкаешь!

– Игорь, я уже час опираюсь на вытянутые руки. Какой уж тут интерес!

– Поговори еще.

Воложский сделал еще несколько мазков и вдруг отбросил кисть в сторону:

– Все, на сегодня закончили. С вами просто невозможно работать.

Пара облегченно вздохнула и ринулась вниз. Тим разминал затекшие руки, девушка тоже сделала ряд энергичных движений.

– Таня, проходите, – позвал меня Воложский.

Он уже перестал обращать внимание на Яну и Тима.

– Садитесь вот сюда, – он пододвинул мне кресло. – Какой портрет хотите?

– В каком смысле? – недоуменно спросила я.

– Реальный или абстрактный?

– Реальный, – поспешила я с ответом, вспомнив чудовищную женщину на кар-тине.

– Понятно. Тогда приступим. Я сейчас сделаю живописный набросок.

Он подошел ко мне вплотную, взял мой подбородок и слегка приподнял его. Потом обхватил мое лицо обеими руками и повернул влево. Я почувствовала, что от его прикосновений у меня по телу побежали мурашки. Вот черт!

Воложский отошел, взял холст, натянул его на подрамник и поставил на мольберт. Достал что-то похожее на толстый карандаш. Потом в левую руку взял палитру, выдавил на нее краски и начал писать. Прошло совсем немного времени, Воложский отложил краски и кисть и произнес:

– Готово.

Я подошла к мольберту. С холста на меня смотрела изысканная леди с европейским шармом. Особенно выразительны были глаза и плавный изгиб шеи.

– Мне очень нравится, – сказала я. – Сколько я вам должна за портрет?

– Это еще не портрет, милая девушка. Я же сказал, делаю набросок.

– Никогда бы не подумала, что это эскиз. На мой взгляд, портрет уже закончен.

– Не-ет, – нараспев произнес он. – Это только начало.

– Как начало? Разве написать портрет так сложно?

– Хм. Для того чтобы написать одну только голову, нужно иметь достаточные знания о скелете, мышцах, коже. О том, как именно свет ложится на поверхность, как отображают окружающий мир глаза, как передать возраст и эмоции модели. Живопись затрагивает практически все ветви науки: биологию, физику, психологию. И это без учета собственно живописной техники.

– И вы все это знаете?

Он не ответил на мой вопрос.

– Знаете что? – Он взглянул на меня. – Сейчас у меня еще один сеанс. Часа через два я буду свободен. И приглашаю вас на вечеринку в стиле вамп.

– В стиле вамп? Вроде бы Хеллоуин еще нескоро.

– Это не связано с Хеллоуином. В общем, приезжайте к шести в клуб «Квест».

– Это где же такой? Что-то не слышала.

– На Ванцетьевской. Я вас встречу у гостиницы «Евразия». Оденьтесь соответственно тематике.

– То есть преобразиться в вампиршу?

– Что-то вроде того.

А почему бы и нет? Любое общение с подозреваемым мне только на руку. Глядишь, в неформальной обстановке и прояснятся интересующие меня детали. Сейчас съезжу домой, перетрясу свой гардероб, подберу подходящий прикид, заодно и пообедаю. А макияж мне сделает Светка. Стоп. Сейчас я поеду не домой, а на квартиру к Воложскому. Он ведь будет занят часа два, сам так сказал. Значит, у меня будет время осмотреть его жилище. Вдруг обнаружится что-то, что недвусмысленно укажет на его причастность к убийству Сосновского. Я распрощалась с Воложским до шести вечера и вышла из мастерской. В машине я снова достала Наташин листок с адресом художника. Проживал он на Ворошилова.