Читаем Семейный круг полностью

— Я говорил: что же вы будете делать в этом домике совсем одна?

— Не беспокойтесь. Я взяла с собой книги, ноты… И дети тут.

— Я ведь знаком с владельцами соседней дачи… Вилье — наш клиент, а отец — акционер нескольких его предприятий в Марокко. Не сомневаюсь, что они пожелают с вами познакомиться…

— А мне этого совсем не хочется. Я предпочитаю побыть одной. Кроме того, я слышала отзывы тети Фанни о Соланж Вилье, и все это мне не по душе.

— Да, конечно, — согласился Эдмон. — Однако, если они вас пригласят, побывайте у них хоть раз. Тетя Фанни — пуританка, и весьма возможно, что она сильно преувеличивает.

Он мгновенье помолчал в нерешительности.

— Только будьте осторожны, — добавил он. — Если у Вилье будут мужчины, не принимайте их у себя. Даже самую безупречную женщину легко скомпрометировать, если…

Она прервала его с чуть заметным раздражением:

— Что за мысли, недостойные вас, Эдмон! Право же, вы меня достаточно узнали за эти четыре года… Единственный человек, которого мне приятно видеть, — это вы… Если вам удастся приехать сюда из Орана или Туниса на несколько дней, я буду счастлива.

Он сказал, что постарается приехать, если на это согласится отец. Такой ответ слегка задел Денизу. Ей не нравилось, что Эдмон несамостоятелен, словно ребенок. Она снова задумалась. Где-то далеко, со стороны Канн, ревел гидросамолет. Она уже почувствовала себя одинокой. Ей представился тот особый миг отчуждения, когда пароход еще стоит на месте, но швартовы уже отданы и связь с пристанью уже оборвалась. Она почувствовала в одно и то же время и отчаяние и радость великих разлук. Она взглянула на бездонное небо и услышала где-то в глубине души чудесную, но неизменно прерывающуюся мелодию из «Неоконченной симфонии». Два звука-предвестника, потом неизреченное счастье, спиралями поднимающееся ввысь. К какой цели?

Вечером на перроне вокзала Эдмон обнял ее; он был взволнован, словно уезжал на войну.

— Не забывайте меня, дорогая, кроме вас, у меня нет никого…

— Перестаньте, Эдмон! Вы с ума сошли! У меня ведь тоже никого нет, кроме вас.

Они уже обо всем переговорили и теперь стояли молча, время от времени бросая друг на друга тревожный и грустный взгляд. «Это и есть счастье?» — снова подумала Дениза. Еле уловимый внутренний голос отвечал ей: «Нет».

Когда она теплой ночью возвращалась на виллу, сосны и кипарисы раскачивались под порывами ветра, и в красоте их Денизе почудилось что-то трагическое и погребальное.

XII

Лежа в шезлонге, Дениза читала роман Бертрана Шмита. За персонажами, за фразами она старалась увидеть человека, который когда-то был ее другом. Это давалось нелегко. Дениза узнавала отдельные элементы, имена, относившиеся к Руану, фразы Руайе, но все это оказывалось погруженным в какую-то более эффектную ткань, созданную новыми отношениями. После войны Бертран стал писателем и поселился в Париже. Она несколько раз собиралась пригласить его к себе. Потом думала, что Эдмон будет недоволен и что Бертран забыл о ней. Так она с ним и не встретилась.

От чтения ее отвлек шум мотора. Верхушки сосен гнулись от мистраля, на гребнях невысоких синих волн белела пена. Машина остановилась, заскрипев песком. Дениза с удивлением прислушалась. Кто бы это мог быть? Послышались голоса, потом появился Феликс и вполголоса доложил:

— Приехала госпожа Вилье, мадам… Она говорит, что мадам ее знает.

«Вот досада!» — подумала Дениза. Она вздохнула и отложила книгу.

— Скажите, что я сейчас выйду.

Войдя в гостиную, она приятно удивилась. Она ожидала увидеть накрашенную женщину, чересчур нарядную для деревни; перед ней оказалась дама еще красивая, чуть увядшая, но с виду здоровая и крепкая, в коричневом свитере и юбке из букле каштанового цвета.

— Я к вам с визитом, — сказала она, — я ваша соседка. Господин Ольман написал мужу, что вы здесь одна, с тремя больными детьми. Я приехала, чтобы узнать, не могу ли быть вам чем-нибудь полезной.

Дениза поблагодарила: детям немного лучше.

— Теперь, пожалуй, я сама не совсем здорова. Здешний климат вызывает у меня какое-то лихорадочное состояние. Пустяки, конечно, однако…

— Вы живете слишком уединенно, — сказала Соланж. — Приезжайте ко мне как-нибудь к завтраку или к обеду… Сейчас у меня очень весело, у меня гостят друзья: Робер Этьен — тот, что пишет о Марокко, и Дик Манага… Вы знакомы с ним? Очень остроумный молодой человек.

— Нет… Позвольте мне быть откровенной, — ответила Дениза. — Я приехала на юг главным образом, чтобы отдохнуть, и боюсь, что…

Соланж склонилась к ней.

— Можно и мне быть откровенной? Я боюсь, что вам дурно обо мне отзывались… Но раз уж мы по воле случая встретились, я хотела бы сразу же внести полную ясность…

Разговор стал очень интимным. Соланж объяснила, что они с мужем предоставили друг другу полную свободу и теперь они просто друзья. Она спросила, не шокирует ли Денизу такой уговор.

— Нет, вовсе нет. Каждый волен поступать по-своему, если это никому не причиняет вреда. Но все-таки я не понимаю… Почему же тогда не развестись?

— А зачем разводиться? Я отношусь к мужу превосходно, и у нас сын.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза