— Не знаю. Я была очень верующей в детстве: потом мне захотелось стать свободной ради протеста против семьи, против окружающих. А теперь уж сама не знаю… Какая странная вещь наш мир, если он ни к чему не ведет… Как можете вы работать с мыслью о смерти?
— А я о смерти никогда не думаю. Мы не будем знать, что умерли, следовательно, смерть — не такая идея, чтобы…
— Слова, дорогой Бертран, слова, слова!.. Мы видим свое постепенное умирание, мы знаем, что умрем… Но мне хотелось бы знать, Бертран, как
— Позвольте рассказать вам содержание пьесы, которую я собираюсь написать. Она в какой-то мере выражает мое понимание жизни.
— Пожалуйста! Я обожаю всякие истории.
— Это не история, это метафизическая пьеса. В прологе появится человек с марионетками — седобородый великан. Он вынет из ящика кукол и, расправляя их, станет объяснять, к какой роли каждая из них предназначается. Тут будет влюбленный, ревнивец, честолюбец, бедняк, богач, революционер, консерватор, судья, преступник. В первом действии марионеток будут изображать уже живые актеры; они выйдут на сцену и станут разыгрывать пьесу, о которой в прологе говорил петрушечник; сам он теперь будет находиться на другой, верхней, сцене и оттуда будет управлять веревками, которые приводят кукол в действие.
— И на руках и ногах актеров будут веревки?
— Ну конечно, и первое действие они разыграют, жестикулируя угловато и отрывисто, как марионетки. Так же начнется и второе действие. Вдруг один из персонажей резко остановится, и зрители поймут, что он уже не подчиняется веревке. Освободившись, он разъясняет другим действующим лицам, какие безумства они собираются совершить и как этого избежать. Теперь марионетки начинают разыгрывать уже не ту пьесу, которую сочинил петрушечник, а другую, сочиненную ими самими.
— Бунт роботов против их создателя?
— Вот именно. Я и хочу показать, что все мы — роботы Господа Бога.
— Прекрасная идея, Бертран, непременно напишите эту пьесу.
— Я и работаю над ней. Уже написал первый акт. Даже название придумал: «Марионетки поняли пьесу».
— А чем кончится?
— Вот этого я еще не знаю. Думаю, что петрушечник сломает непокорную куклу и восторжествует. Ибо как-никак, а веревки-то существуют.
— И притом туго натянуты. Но вы правы, некоторые из них можно ослабить. Во всяком случае, как я вам только что говорила, сама я долгое время считала себя проклятой, а с тех пор как я решилась смелее заглянуть в самое себя, я начинаю преодолевать неумолимую судьбу.
В эту минуту в комнату вбежала девочка и сразу остановилась, смутившись при виде незнакомого господина.
— Поздоровайся, Мари-Лора. Что тебе?
— Мама, приехала бабушка из Пон-де-Лэра. Она у нас в классной и зовет вас.
Дениза с досадой покачала головой.
— Хорошо. Скажи, что я приду через несколько минут.
Она отбросила меховую накидку, вздохнула и встала с недовольным видом. Бертран улыбнулся:
— Вот и веревочка… Вы по-прежнему «одержимы» матерью. Я поражаюсь этому с самого начала вашего рассказа, и мне кажется, что вы не вполне справедливы… Я помню ее, она была обворожительна… Она допускала ошибки? Да, однако кто из нас…
— Конечно, Бертран. Но я ставлю этой женщине в вину не то, что она была эгоисткой, изменяла отцу, а то, что все это скрывала под личиной добродетели. Вы смеетесь? Право же, я не прощаю нашим предкам именно их лицемерие… Мне хотелось бы показать вам мамины письма. Погодите, я вам прочту всего лишь строчку из последнего письма. Восхитительная строчка! Подождите… Вот: «Утешением мне служит мысль, что в жизни я давала гораздо больше, чем получала сама». Великолепно, не правда ли?
— Марионетка не совсем поняла пьесу, — возразил Бертран. — Ваша матушка ждет вас. Я ухожу.
— Нет, нет, Бертран, еще нет и шести. Я имею право еще на целый час… Я пойду к ней, а вы пока возьмите книгу. Я не долго.
VII
Дениза застала мать в классной комнате за оживленным разговором с воспитательницей. При ее появлении собеседницы умолкли. Мари-Лора стояла у стола, делая вид, будто наклеивает марки, но ее растерянный вид и потупленный взор красноречиво говорили о том, что она слышала нечто такое, что сильно смутило ее. Патрис возился с заводной игрушкой на ковре.
— А вот и мама! — воскликнула госпожа Герен. — Здравствуй, дорогая… Лакей мне сказал, что у тебя гость, какой-то господин. Мне не хотелось тебя отрывать.
— Напрасно вы не вошли, — ответила Дениза. — «Господин» — самый обыкновенный, это Бертран Шмит. Вы с ним знакомы.
— Да что ты? Он у тебя бывает? Как ты с ним снова встретилась? Мы читаем его романы. Жорж находит, что они интересны, но несколько бесцветны.
— Как чувствует себя Жорж?
Госпожа Герен оживилась. Дениза подумала: «Как она его любит! Стоит только произнести его имя, и она молодеет лет на десять… Впрочем, она и в самом деле поразительно моложава».