— Камилла… я женился на ней из-за денег. Все состояние Роджера перешло ко мне по завещанию, которое он составил пять лет назад. Если бы он успел на ней жениться, деньги достались бы ей, и если бы Роджер перед смертью имел возможность распорядиться ими, он тоже наверняка оставил бы ей по крайней мере половину. А еще мои сомнения в своей невиновности… Мне казалось, что я не имею права на деньги Роджера. Я поехал к Гилслендам, чтобы отдать Камилле то, что должно было принадлежать ей, но, когда познакомился с ней и ее родителями, понял, что моя затея обречена на провал: они ничего не возьмут. Чувствовал я себя ужасно. Мало того, что я подозревал себя в убийстве Роджера, так я еще и владел его состоянием, в то время как женщина, которую он любил, осталась практически без всяких средств к существованию. Я все думал, как бы уговорить Камиллу принять от меня деньги, но так ничего и не придумал. Обстоятельства гибели Роджера лишали меня возможности сказать, что такова была его воля и я поклялся ее исполнить. Роджер погиб слишком внезапно и перед смертью не мог ничего мне сказать, Камилла это знала. Под конец я пришел к выводу, что существует только один способ избавить ее от нужды — жениться на ней. И я женился…
По тому, как он это произнес, Бэрридж понял, что брак с Камиллой стоил Патрику очень дорого: он любил другую.
— Простите, мне не следовало спрашивать.
— Нет, отчего же… Когда ее убили, а я потом тоже получил письмо, я написал завещание в пользу Гилслендов, так как считал, что деньги Роджера принадлежат ей, а после нее они перешли бы к ее родителям. Гловера я упомянул в завещании для того, чтобы он не думал, будто я что-то имею против него после показаний на суде. Он в этом не виноват.
— Патрик, если позволите, я задам вам еще один бестактный вопрос, относительно мисс Олбени. Вечером, а вернее, ночью, уже около часа, она была у сэра Роджера. Я шел по коридору и видел, как она выходила оттуда. Она была так одета… словом, у меня возникло впечатление, что… — Бэрридж замялся.
— Что она хотела остаться у него на ночь? — прямо сказал Патрик. — Это вполне вероятно, она же просила меня поменяться номерами.
— Скажите, такой шаг был для нее необычным или в порядке вещей?
— Если говорить откровенно, моральные принципы у Луизы полностью отсутствовали, однако она была слишком умна, чтобы действовать с Роджером так прямолинейно. Нет, она не должна бы идти к нему. Странно, что пошла…
— А если бы это был ее последний шанс?
— Тогда да. Луиза использовала бы все возможности, не упустив ни одной, даже самой ничтожной.
— В тот вечер Роджер впервые сказал вам, что собирается жениться?
— Да.
— Мог он сказать об этом мисс Олбени раньше, чем вам?
— Исключено! О таких вещах сначала говорят близким людям, а Луизу Роджер вообще не относил к их числу, он ее недолюбливал, хотя старался не проявлять свою неприязнь открыто. Вы думаете, она все же знала, раз пришла к нему? — сообразил Патрик. — Но откуда?
— Дайте мне еще немного времени, чтобы обдумать кое-какие детали, и я вам все расскажу. Да, забыл вам сказать: Кроуфорд и Ли находятся в вашем доме. Я ранил Кроуфорда и потом убедил поехать сюда, поскольку нежелательно, чтобы он с огнестрельной раной обращался к другому врачу. Надеюсь, вы не считаете, что я позволил себе лишнее?
— Мистер Бэрридж, я заранее согласен со всем, что вы находите нужным предпринять, — серьезно ответил Патрик, а затем добавил: — Хотя, но правде говоря, они не те люди, которых мне хотелось бы видеть в своем доме. — После паузы он искоса посмотрел на Бэрриджа и спросил: — Почему вы не поинтересовались, для чего я просил у Роджера деньги?
— Наверно, такой вопрос был бы вам неприятен.