Семейный портрет с колдуном

Как же переменилась Эмили за последние несколько месяцев… Я не могла сказать, что эта Эмили нравилась мне больше, чем скромница-провинциалка из Саммюзиль-форда, но правда открылась, и теперь надо было что-то с этой правдой делать…

Вирджиль рассмеялся и накинул халат:

- Так достаточно целомудренно, миледи?

- Более чем, - согласилась я. – Подойдет даже для девственника. Вас ведь не зря назвали Вирджилем?[1]

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Эмили! – он сел на постель и наклонился ко мне. – Можешь не верить мне, но я хочу, чтобы поверила. В моей жизни всегда была только ты. Сначала – девчонка. Смешливая, немного смешная, ужасно озорная. Меня тянуло к тебе – потому что ты была, как птичка-малиновка. Светлая, радостная, поющая о счастье. Невозможно не полюбить малиновку. Но это была ещё не та любовь… Я не заметил, как ты выросла, и однажды словно проснулся – увидел свою малиновку совсем по-другому. Ты стала такой красивой, и с тобой было… - он коснулся моей щеки, моих губ, - быть с тобой – это как целовать солнце, как держать саму жизнь в объятиях. Ты – самое драгоценное сокровище, и не понимаешь этого. Когда я увидел тебя танцующей на площади, думал, что умру на месте. Ты поймала меня взглядом – захлестнула, как петлей. И всё, я только твой. Навсегда.

- Леди Хлоя, - напомнила я, стараясь не показать, как смутило и взволновало меня подобное признание.

[1] Вирджиль – от слова «virgo», «дева»

- Я ведь уже всё объяснил, - сказал Вирджиль мягко.

- Но легче мне от этого не стало, - возразила я. – Твои методы воспитания бесчеловечны, и невозможно исправить всё словами.

- Чем же ты хочешь, чтобы я загладил вину? – спросил он серьезно. – Кровью?

Я прищурилась, глядя на него, и сказала:

- Оставьте свою кровь при себе, милорд, и отправляйтесь куда собирались. Я ещё не решила, что потребовать.

- Тогда решай, - он поцеловал меня в макушку и накинул халат. – А я принесу вина и закусок. Так и думать будет веселее.

Несколько упоительных дней пролетели, как один. Мне казалось, сэр Томас и Летиция превратились в бесплотных теней – я не видела их, только замечала присутствие слуг, когда на столе появлялись завтрак или обед, а в комнате Вирджиля словно сам собой загорался камин. Было ясно, что нам не хотели мешать, и я позволила себе на время отбросить все тяжелые мысли, и просто наслаждалась любовью и близостью с мужем.

Однажды вечером я вышла во внутренний двор и села на качели, зажав цепи сгибами локтей и переплетя пальцы. Я уже переоделась в ночную сорочку, сверху набросила халат, и теперь чуть раскачивалась, задумчиво глядя на кончики своих домашних туфель, высовывающихся из-под кружевных оборок сорочки, и не сразу заметила, как подошел Вирджиль.

- Покачай меня, - попросила я, теперь уже покрепче перехватывая цепи. – Как в детстве, как на Белом Острове…

Он молча встал позади, руки его легли на мои бедра, легко погладили, подтолкнули…

Знакомое чувство полета – взлёт в одиночестве, падение в объятия. Взлёт – и падение. Одиночество – и тепло мужских рук. Я закрыла глаза, наслаждаясь и тем, и другим. Вверх – и сердце трепещет, вниз – и оно обрывается сладко дрожа.

Металлические звенья тихо поскрипывали, я слышала прерывистое дыхание Вирджиля, его руки, подталкивающие меня под бедра, обжигали меня даже через одежду, и я знала, чем всё это закончится.

Вирджиль резко прервал мой полёт, остановив качели. Я подняла голову, подставляя губы для поцелуя, и спустя секунду мы с мужем целовались так, будто и правда встретились на липовой аллее спустя годы разлуки. А ведь мы виделись только недавно… Только недавно, в его спальне…

Смуглая рука колдуна раздвинула края моего халата, скользнула за ворот моей рубашки, добираясь до груди, лаская её. Сначала Вирджиль ласкал меня легко – едва задевая ладонью, но вот поцелуй стал требовательным, и мужская рука приласкала меня откровеннее,  ущипнув соски, а потом сжав одну грудь, и другую.

Но этого ему было мало, и он развернул меня на качелях к себе лицом, перекрутив цепи над моей головой, почти грубо схватил за подбородок, впиваясь губами в мой рот, касаясь языком языка, желая и требуя большего.

Я подалась к нему навстречу, не мешая его безумству, позабыв, что в Мэйзи-холле мы не одни, и что леди не занимаются любовью на качелях, под открытым небом. Сомневаюсь, чтобы и Вирджиль вспомнил об этом, потому что он уже лихорадочно расстегивал штаны, одновременно коленом раздвигая мои колени.

Кружева ночной рубашки взлетели до пояса, халат окончательно распахнулся, и Вирджиль вошёл в меня – сразу, без ласковых слов, без предварительной любовной игры, но я готова была принять его, потому что желала этого так же сильно, как он. Обхватив ногами его поясницу, я раз за разом подавалась навстречу мужу, а он обхватил меня за бедра и брал меня сильно, быстро, совсем потеряв голову…