Семейный позор

- Папа подарит мне чудесное свадебное платье, которое он привез из Италии, а мама обещала дать свое жемчужное ожерелье, знаешь, то самое...

- ...которое украли пятнадцать лет назад в Каннах, а Доминик Фонтан по кличке Богач продал твоему отцу?

- Да, именно! С ума сойти, какая у тебя память!

- Боюсь, как бы полиция тоже о нем не вспомнила...

- Полиция? А ей-то какое дело? Папа заплатил за ожерелье, разве нет? И что за мысли тебе иногда приходят в голову, Бруно!

Парень лишь улыбнулся.

- И тем не менее... Сдается мне, у нас на свадьбе будет немало полицейских...

Пэмпренетта тут же ощетинилась.

- Легавые на нашей свадьбе? Да кто же это их позовет?

- Легавых, как ты их называешь, Пэмпренетта, никогда не приглашают, они приходят сами... Пойми, если все друзья наших родителей явятся на свадьбу, это будет самое крупное собрание всех багаленти* побережья за последние тридцать лет! И можешь не сомневаться, полиция не упустит такого случая взглянуть, как поживают ее... подопечные и освежить в памяти кое-какие лица... А потому даю тебе добрый совет: спрячь свое ожерелье и носи его только дома, хорошенько закрыв дверь. Иначе ты рискуешь провести медовый месяц в Бомэтт**...

______________

* Преступников. - Примеч. авт.

** Марсельская тюрьма. - Примеч. авт.

- Это несправедливо...

- А по-твоему, та, у кого укради тогда ожерелье в Каннах, сочла это справедливым?

Довод, очевидно, смутил Пэмпренетту, и она слегка замялась.

- Ну, это было так давно...

- Думаешь, если бы его сперли у тебя, через пятнадцать лет ты бы на это чихала?

- Ну нет!

Девушка обиженно надулась.

- И вообще, ты сбиваешь меня с толку всеми этими рассуждениями, добавила она. - Чего ты, собственно, хочешь?

- Чтобы ты больше не воровала...

- И по-твоему, хорошо, если я начну бездельничать?

- Но ты могла бы работать.

- А я что делаю?

Бруно взял ее за руки.

- Послушай меня, Пэмпренетта... Я люблю тебя больше всего на свете и не хочу потерять... А это неизбежно случится, если ты собираешься продолжать в том же духе. Сколько лет твой отец провел в тюрьме?

- Не знаю...

- А мать?

- О, мама - не так уж много... наверняка меньше твоей!

- Свою мать я почти не знаю. По воскресеньям бабушка водила нас смотреть на нее сквозь прутья решетки... И ты бы хотела нашим детям такого же существования?

- H-н... ет.

- И чтобы они стали жульем, как наши родители?

Пэмпренетта вспыхнула и гневно выпрямилась.

- А ну, повтори, что ты сказал!

- Что наши родители мошенники.

- Ах, значит, я не ослышалась... это... это ужасно... Ты чудовище, Бруно! Ты смеешь оскорблять тех, кто произвел нас на свет? И при этом говоришь о каком-то уважении к Святой Деве, той, кого божественный сын поцеловал у подножия креста?

Бруно в отчаянии воздел руки.

- Но какая связь...

- Надо почитать отца и матерь своих!

- Да, когда они достойны уважения!

- О! Так скажи сразу, что мой отец каналья!

- А кто же еще? С утра до вечера он обкрадывает государство!

- И вовсе нет! Просто папа отказывается подчиняться законам, которых не одобряет.

- Все преступники говорят то же самое.

- Но папа никого не убивал!

- Из-за него мужчины и женщины часть жизни провели в тюрьме, из-за него таможенники убивали контрабандистов, работавших под его же началом, а многие портовые полицейские оставили вдов и сирот. И ты еще уверяешь, будто твой папочка не последний мерзавец?

- Я никогда тебе этого не прощу, Бруно! И вообще, по какому праву ты так со мной разговариваешь? Твой отец...

- То же самое я думаю и о нем, если тебя это утешит.

- Ты попадешь в ад!

- В ад? Только за то, что я хочу, чтобы ты стала честной и наши дети воспитывались в уважении к законам? Да ты, похоже, совсем спятила!

- Вот-вот, давай, оскорбляй теперь меня! Ипполит был совершенно прав!

Бруно приходил в дикую ярость, стоило ему услышать имя Ипполита Доло, своего ровесника, почти так же долго увивавшегося вокруг Пэмпренетты.

- И в чем же он прав, этот Ипполит?

- Он верно говорил, что с тобой мне нечего и надеяться на счастье!

- А с ним, значит, тебя ждет райское блаженство, да?

- Почему бы и нет?

- Ладно, я все понял. Зря я не верил тем, кто писал мне, что, пока я сражаюсь в Алжире, ты обманываешь меня с Ипполитом!

- И ты допустил, чтобы тебе писали обо мне такие гадости? Ты читал эту грязную ложь? Так вот как ты меня уважаешь?

- Но ты же сама сказала, что Ипполит...

- Плевать мне на Ипполита! И все равно я выйду за него замуж, лишь бы тебе насолить!

- Нет, ты выйдешь за этого типа, потому что в восторге от его рыбьих глаз!

- И вовсе у него не рыбьи глаза!

- Ох, как ты его защищаешь!

- Только из-за твоих нападок!

- А по-моему, ты просто его любишь!

- Ну, раз так - прекрасно! Пусть я его люблю! Ипполит станет моим мужем! Он-то позволит мне носить ожерелье! И не назовет меня воровкой.

- Естественно, потому что Ипполит тоже вор и закончит свои дни на каторге!

- Что ж, хорошо... Прощай, Бруно... Мы больше никогда не увидимся... и не ты станешь отцом моих детей...

- Тем хуже для них!

- И потом, ты ведь сам не хотел бы иметь малышей от воровки, а?