Семейный позор

"Иди Первым" на мгновение замялся, с видом побитой собаки поглядел на Маспи, но все же ушел вместе с Фонтаном Богачом, ибо тот по старой дружбе покупал все, что Доло удавалось раздобыть тем или иным путем.

Оставшись наедине с Адолями, Великий Маспи бессильно развел руками:

- Ну вот... воображаешь, будто тебе помогут... будто в случае тяжкого удара не останешься один... - и пожалуйста! Трусы! Жалкие трусы!

Перрин вскочила, дрожа от гнева.

- Мы оба, и Дьедоннэ, и я, остаемся с вами!

- Тем более что того итальянца пырнули ножом, а это очень похоже на Салисето, Бастелику или Боканьяно! - добавил ее муж.

Маспи взял за руки Дьедоннэ и Перрин.

- Спасибо... Но я буду сражаться один. Не позднее чем завтра я пойду к Корсиканцу, и мы объяснимся с ним по-мужски. А если я не вернусь, вы, друзья мои, не оставите этих несчастных...

Сцена выглядела так трогательно, что Элуа заплакал. Селестина последовала его примеру, за ней - бабушка и, наконец, Дьедоннэ. И вскоре рыдали все, кроме Перрин и деда - те принадлежали к более крепкой породе.

Проводив Адолей, Маспи вернулся в гостиную. У него опускались руки. Подумать только, Элуа надеялся сыграть возвращение с Эльбы, а получил Ватерлоо...

- Элуа... ты и впрямь собрался идти к Корсиканцу? - с тревогой спросила Селестина.

Маспи недоверчиво уставился на жену.

- Ты хочешь послать меня на верную смерть? Вот уж не ожидал от тебя! Признайся лучше сразу, что тебе не терпится стать вдовой!

- Но ведь ты сам только что...

- Ну, это, скорее, фигура красноречия, и вообще я устал от твоих расспросов! Какое тебе дело, как я собираюсь поступить?!! К тому же наша семья обесчещена не сегодня, а когда твой сынок пошел работать в полицию! Да, тот день и стал позором, истинным позором нашей семьи!

Маспи так разволновался, что жене пришлось готовить ему на ночь липовый отвар.

* * *

В кабинете Пишранда все три инспектора пытались заставить Бастелику признаться в убийстве Томазо Ланчано и ограблении. Но Антуан не впервые имел дело с полицией и крепко стоял на своем. Все обвинения он отвергал упрямо, но так спокойно, что невольно производил на допросчиков сильное впечатление.

- Насчет ювелирной лавки - согласен... Мне следовало прикончить того типа... Ладно, минутная слабость... - с кем не бывает! И, надо думать, она дорого мне обойдется! Добродетель никому еще не приносила пользы, инспектор. И потом, я сделал еще одну глупость... Что за кретинизм - совать морду к самому свету?.. Даже новичок справился бы лучше... В моем ремесле стоит чуть-чуть промахнуться - готово дело! И доказательство - перед вами. Остается только надеяться, что друзья меня не забудут, пока я отсижу свое, как паинька.

- Ну, дружочек, выйдешь ты очень не скоро!

- Кто знает? А насчет макарони, которого вы пытаетесь на меня взвалить, глухо дело! Я его в глаза не видел и даже не слышал о нем...

- Ты что, издеваешься надо мной?

- Нет. Я узнал о существовании этого типа, только когда он уже умер, если можно так выразиться... И, послушайте, инспектор... Допустим, я шлепнул бы парня и отобрал у него на целый миллион всякой всячины... Неужто вы думаете, я стал бы терять время на какую-то жалкую ювелирную лавку? Очень надо пачкаться за несколько кусков, когда у тебя и так набиты карманы? Вы меня совсем за дурака держите? Нет, сдается мне, эта история с итальяшкой чистая случайность... Тут наверняка работал не профессионал, потому-то никто не знает!

Пишранд почти поверил, что Бастелика говорит правду, во всяком случае, в рассуждениях бандита была несомненная логика. После удачной операции преступник не станет сразу же снова искушать судьбу, рискуя все потерять из-за сравнительно ничтожной прибыли.

- Допустим... Но в ювелирном магазине ты был не один?

- Как перст!

- Врешь!

- А доказательства?

- Так ты готов отдуваться за всех сразу?

- Таков закон.

- Ну хорошо... раз у тебя есть тяга к мученичеству...

Антуан гордо выпрямился:

- При чем тут мученичество, инспектор? Просто я мужчина!

* * *

В тот же богатый приключениями день Бруно и Ратьер отправились гулять по Марселю, зорко поглядывая вокруг и прислушиваясь к разговорам. Оба они были еще очень молоды и так любили свою работу, что продолжали держаться настороже и когда, казалось бы, вполне могли отдохнуть. Они вышли на Канебьер вечером, магазины уже закрывались, и вдруг Маспи услышал, как его окликнули: "Бруно!"

Фелиси подбежала к брату. Тот познакомил ее с коллегой, и Ратьеру сразу понравилась приветливая, симпатичная девушка.

"Вот славная крошка", - подумал он. Фелиси мило улыбнулась приятелю брата, но чувствовалось, что ее гложет какая-то тревога.

- Бруно, мне надо с тобой поговорить... это насчет Пэмпренетты...

Ратьер хотел деликатно отойти в сторонку, но Маспи его удержал.

- Ты можешь не стесняться Жерома - он в курсе...

- Ох, Бруно... ты знаешь, что она выходит за Ипполита?

- Не может быть!