Семейный позор

Утром 23 мая дежурившему в комиссариате Бруно сообщили, что портовая полиция выловила из воды труп мужчины и, судя по всему, его сначала убили, а уж потом бросили в море. Бруно немедленно предупредил комиссара, а тот вызвал коллег Маспи — молодого инспектора Жерома Ратьера и старого служаку Пишранда. К полудню следствие уже шло полным ходом. Выяснилось, что покойный — некто Томазо Ланчано, подозреваемый в убийстве супругов-мультимиллионеров Беттола, живших на вилле в пригороде Генуи, и похищении великолепной коллекции драгоценностей. С этой минуты стало ясно, что Ланчано надеялся продать бесценную добычу в Марселе, но не нашел ожидаемой помощи. Более того, по-видимому, тот, к кому ехал итальянец, счел, что куда выгоднее убить его и прикарманить драгоценности.

Во второй половине дня комиссар Антуан Мурато вызвал к себе подчиненных.

— История выглядит довольно просто… Ланчано украл драгоценности и, понимая, как рискованны любые попытки сплавить их в Италии, с помощью какого-нибудь контрабандиста тайком пробрался во Францию. По всей видимости, ему дали адрес человека, способного собрать достаточно денег (а их понадобилось немало!), чтобы купить такой дорогостоящий товар. Очевидно, покупатель разлакомился и предпочел, избавившись от итальянца, получить коллекцию даром. Я думаю, ждать, пока драгоценности всплывут на рынке, бесполезно… Это слишком опасно для убийцы. Он же понимает, что дело попахивает гильотиной. Стало быть, по-моему, надо выяснить, кто переправил Ланчано из Генуи в Марсель, и этим займетесь вы, Маспи… Вы, Пишранд, покопайтесь в окружении Элуа — наверняка там что-то знают. Вам, Ратьер, надо поставить на ноги всех осведомителей, что вертятся вокруг Тони Салисето. Корсиканца кровь не пугает, особенно когда речь идет о миллионах. Ну, что вы об этом думаете, Пишранд?

— Я согласен с вами, шеф. Но только, мне кажется, Элуа и его друзья тут вряд ли замешаны… Слишком крупная игра для них, и потом, они еще никогда никого не убивали.

— Верно, но такой куш может свести с ума и самых благоразумных.

— Мой отец не мог запачкаться в таком деле — разве что за три года изменился до неузнаваемости, — сказал Бруно. — Зато Адоль вполне мог перевезти сюда Ланчано, даже не догадываясь о краже драгоценностей… Дьедоннэ — контрабандист, а не убийца.

— Не мне вам говорить, Маспи, что нередко человеком управляет случай. Но, так или иначе, хорошенько встряхните Адоля. Я хочу знать правду!

— Будет сделано, шеф!

Ответ парня прозвучал не слишком уверенно — он прекрасно понимал, что это не лучший способ доказать свою любовь Пэмпренетте. Не очень-то хорошо допрашивать ее родителей… Но, выбрав профессию полицейского, Бруно сознательно шел на подобный риск. Пишранд обещал наведаться к Двойному Глазу. По его мнению, столь важное событие в марсельском преступном мире никак не могло ускользнуть от внимания Амедэ Этувана. А Ратьер уже мысленно перебирал имена лучших осведомителей, обещая себе непременно выжать из них все возможное. Что до комиссара Мурато — то он радостно потирал руки: серьезные расследования отнюдь не портили ему настроение, а, напротив, скорее радовали.

— Ну, дети мои, вперед! И без проволочек!

Примерно в это же время Пэмпренетта собиралась, как обычно, пройтись по набережной и взглянуть, нельзя ли что-нибудь стянуть без спросу. Девушка осталась верна себе. В прелестном новеньком платье, держа нос по ветру, она шла по своим охотничьим угодьям. Встречные таможенники окидывали Пэмпренетту подозрительными взглядами. Время от времени кто-нибудь из старших окликал девушку:

— А, Пэмпренетта! Опять замышляешь какую-нибудь пакость?

Она с видом оскорбленной добродетели пожимала плечами.

— Берегись, как бы в один из ближайших дней тебя не упекли за решетку, и надолго!

Она дерзко смеялась в ответ, и в этом смехе было столько солнца и радости, что даже самые ворчливые опускали руки и совершенно искренне бормотали:

— А было бы чертовски жаль запереть в камере такую красотку!

По правде говоря, Пэмпренетта продолжала воровать на набережных только потому, что ничего другого не умела, но теперь душа у нее не лежала к этому занятию, и все из-за Бруно! Пэмпренетте так и не удалось его забыть. Очень долго она ждала, когда же парень даст о себе знать, не ведая, что мать перехватывает все письма Бруно. В конце концов девушка решила, что старший сын Элуа Маспи забыл о ее существовании. И это — после всех обещаний и клятв! Мысль о таком чудовищном предательстве надолго отвратила Пэмпренетту от всех представителей сильного пола.

Добравшись до Старого Порта, девушка заметила Ипполита. Она сразу узнала чуть пританцовывающую походку молодого бандита — он нарочно ходил так, стараясь казаться «крутым». В первую минуту Пэмпренетта хотела уклониться от встречи, но теперь, когда Бруно навсегда исчез из ее жизни, Ипполит нравился ей не больше и не меньше других, а потому мадемуазель Адоль бодро продолжала идти вперед. Сын Жоффруа и Серафины Доло подошел поближе.

— Пэмпренетта! Это и вправду ты!

— А почему бы и нет?