Семейщина

В деревню Мартьян прискакал затемно. Как был, без шапки, взлохмаченный, он пронесся трактом под немолчный брех потревоженных псов, свернулс в Деревушку и осадил Сивку перед закрытыми ставнями Дементеевой новой избы… постучал пальцем в ставень, прохрипел:

— Дементей… дядя Дементей, выдь на минуту. В избе засветили огонь.

Дементей Иваныч вышел на улицу, разом узнал Мартьяна, шарахнулся: не с бедой ли какой в этот поздний час налетел к нему бешеный председатель? Не требует ли власть с него строгого ответа насчет спьяну выданной им тайны Спирькина предательства? Не зачлось ли ему это как хула и подрыв?.. В этих вопросах, молнией вспыхнувших в голове, сказалась вся затаенная тревога Дементея Иваныча за последние дни: «Эх, зачем сболтнул… Лучше бы промолчать!»

Пригнувшись на коне, председатель схватил его за руку:

— Ты что дрожишь? Не дрожи… не бойся…

Тут только Дементей Иваныч заметил, как опух Мартьян, как он растерзан, как нестерпимо разит от него самогоном.

— Не бойсь… открой калитку, веди коня во двор… Худа не будет… Дело есть…

Дементей послушно выполнил просьбу. У амбара, в густой тени, Мартьян спрыгнул с лошади, схватил хозяина за рукав:

— Ты мужик понимающий… ничего мужик… зелье в припасе имеется?

Тревога отпала от сердца Дементея Иваныча: значит, не за ним, не за его душой председатель! Он ухмыльнулся:

— Зачем тебе?

— Вот еще — зачем! Вестимо, не поясницу мазать… — Мартьян выразительно щелкнул себя по кадыку.

— Не знавал я за тобой этаких дел, — пуще прежнего обрадовался Дементей Иваныч. — Душа, что ли, горит?

— Горит, — мрачно согласился Мартьян.

— Ну, это мы зальем, штоб не горела. Это мы можем выручить. А ты… того… потом не попомнишь? — в голосе Дементея Иваныча прозвучала опаска.

Мартьян угрюмо сопел.

— Не попомнишь? — настаивал Дементей Иваныч. — Дескать, вот у кого брал, вот кто самогоном займовается…

— Все теперь гонят, что с того… Разве семейщину нашу перекуешь… Веди, что ли, в баню. Там у тебя?.. Душа горит…. Раз сказал — ничего не будет, не бойсь. Не таковский Мартьян!

— В бане-то в бане, да не здесь, а в Кандабае, на старом месте.

— Ну и пошли туда без всяких-всяких… Конь пусть тут постоит пока. Пошли задами, речкой…

— Погоди, оденусь. — Дементей Иваныч направился в избу. Вскоре он вышел оттуда в шапке и зипуне и сказал:

— Идем.

Спотыкаясь в темноте о бугорки, Мартьян неверными шагами поплелся за ним… Перелезли прясла гумна, пошли речкой.

— Ты понимающий мужик, — принялся бубнить Мартьян, — ничего мужик… К другому пойди так-то, еще что сотворит… Злоба на меня, сам знаешь поди… А ты веселый мужик… ничего, мужик.

В старой бане Дементей Иваныч зажег коптилку, начал возиться у самогонного аппарата.

— С Учира мои ребята завод перевезли намедни… Двор-то нежилой теперя.

— Понимаю, — криво усмехнулся Мартьян.

— А понимаешь, так нечего сказывать, — в свою очередь, засмеялся Дементей Иваныч. — С Учира…

И тут же подумал: «Вот когда можно, кажись, Учир тебе вспомнить…»

Пока растоплялась печка, Дементей Иваныч ощупью отыскал на полке бутылку, подал Мартьяну:

— Пей остатнюю. Полнехонька. Счас еще гнать будем…

Председатель запрокинул голову, наставил, будто прицеливаясь, бутылку донышком в низкий потолок, — забулькала в горле Мартьяна хмельная влага.

— Готово, — отфыркиваясь и тяжело дыша, прохрипел он: бутылка была осушена до капли.

— Не знал я, что ты такой… храбрый — хохотнул Дементей Иваныч.

— А ты знай! Знай наших!

Разом охмелевший, Мартьян повалился на лавку возле вместительного чана.

Дементей Иваныч подкладывал дров, сыпал в котел из мешка хлеб. В чан начала стекать мутная пахучая жидкость, шибала в нос.

Мартьян очнулся.

— И еще я к тебе потому… — заговорил он невнятно. — Потому… Правда насчет Спирьки или брехня?

— Брехня, — задержав дыхание, сказал Дементей Иваныч. — И с чего люди берут?

— То-то же что брехня! — с усилием прохрипел Мартьян, и снова буйный хмель отшиб у него память.

Никто вовек не раскроет тайны старой Дементеевой бани. Один тусклый глазок коптилки видал, да он ли поведает миру…

Едва занялось утро, в ворота Мартьянова двора настойчиво забарабанили. Мартьяниха, без кички, простоволосая, выбежала на стук. У двора стояла телега. Капелюха тыкалась мордой в калитку. Позади телеги был привязан Сивка. В телеге, накрытый зипуном, кто-то ворошился и стонал… Дементей Иваныч вышел из подворотной тени, загородил бабе дорогу.

— Вот беда! — торопливо заговорил он. — Вот несчастье! Примай мужика… упал, — голос его срывался, кнут подрагивал в руке. — В самогонный, чан угадал, как есть сварился…

Мартьяниха выскочила на улицу, заголосила, приподняла зипун с Мартьянова лица. Ее обдало винным духом… Мужниных глаз она не смогла разглядеть: их затянуло лиловой опухолью, все лицо, — красное, как недоваренное мясо, страшное, — распухло, вздулось. Мартьян беспомощно поводил руками.

Дементей Иваныч спешно распахнул ворота, въехал во двор и тут же захлопнул их.

— Остался без глазынек! — завыла Мартьяниха. Дементея Иваныча колотило, как в лихоманке:

— Не шуми… не шуми ты!.. Давай потащим в избу… в избу…