Семейщина

Дирекция машинно-тракторной станции не рассчитывала, что ей в первую же весну удастся набрать здесь, на месте, достаточно людей для работы на тракторах. Правильно рассуждала она: туга семейщина к машине. И потому вместе с тракторами в Хонхолой прибыло десятка полтора вербованных трактористов, переброшенных сюда откуда-то из России. Решено было постепенно приучать колхозную семейскую молодежь к управлению машиной. Дирекция МТС договорилась с правлениями колхозов, которых она призвана была обслуживать, что председатели самолично отберут наиболее развитых и способных ребят, — их для начала поставят, прицепщиками…

Одним из первых в артели «Красный партизан» в прицепщики пошел Анохин Никишка. Живой и своевольный подросток, Никишка аж загорелся весь, едва услышал о наборе прицепщиков. Но не видать бы ему трактора, как ушей своих, если бы не председатель артели Епиха: он-то и настоял перед тестем, чтоб отпустили паренька к машине, настоял чуть не с бранью и угрозами, потому что Аноха Кондратьич и слышать сначала об этом не хотел. Самому Никишке приступаться к батьке было бесполезно, — старик ревел свое:

— Не станет, што ли, для тебя в артели крестьянской работы? Ишь чо удумал! В ученые полез, на легкую должность!

Ахимья Ивановна разделяла эти опасения: подле машины юнец потрется, забудет крестьянство, чего доброго кинет потом стариков родителей. Но хоть и разделяла она эти опасения, однако помалкивала: поглядим, дескать, как еще дело с тракторами этими обернется, станет ли народ парней своих посылать. Отстать от людей, очутиться позади всех старой никак не хотелось.

А Епиха, на обязанности которого лежал набор прицепщиков, чуть не каждый день зудил и зудил старика, и тот в конце концов сдался: как будешь перечить председателю! Епиха считал Никишку подходящим кандидатом: умен, сноровист, — весь в мать, — этот машины не испугается. А когда увидал, что и сам парень рвется в МТС, — мог ли тут Епиха от стариков отвязаться? Не таковский он — свое взял!

Оба вместе торжествовали они, оба, каждый по-своему, праздновали победу над боящейся всякой новины семейщиной. Никишка прямо-таки сиял. Светлые глазки его утопали в узких щелках от неудержимой счастливой улыбки…

…Вырос Никишка незаметно, в достатке, рос он баловнем и любимцем, — единственный сын в семье. Ахимья Ивановна отличалась необыкновенной плодовитостью: каждый год почти она и приносила Анохе Кондратьичу нового жителя в дом, и каждый раз это была девка. За три десятка лет вырастила она тринадцать девок — те, что умирали, не в счет. Аноха Кондратьич только головой крутил:

— Да когда ж ты настоящего хозяина мне принесешь? Рожала Ахимья Ивановна и парнишек, но неудачно: из троих выжил один — Никишка. Он родился последним. Было это в разгар германской войны… Года через три сильно гуляла по деревне оспа, едва отстояли Никишку от смерти, едва не заклевала его, — так и бегал малец по улицам весь в щедринках. Тем дороже стал он для матери. И с девками-то ласкова и обходительна Ахимья Ивановна, а уж с ним — мер никаких нет. Как сыр в масле катался в детстве Никишка, чего захочет — нет ни в чем отказу. Все его прихоти выполнялись безоговорочно.

Тяжести крестьянского единоличного труда Никишке по-настоящему изведать не довелось: выехал малолетком на взрослых своих сестрах, — девки и косили, и жали, и пахали.

Всеобщие потачки дома сызмальства воспитали у Никишки повелительные, властные наклонности: он рано почувствовал, что все ему подчиняются… должны подчиняться. Позднее, в кругу сверстников, много раз заявлял он себя не терпящим перекора, всегда настаивал на своем. В случае, если выходило не по его, он вскипал, ожесточался, лез в драку.

— Спортили мы парнишку! — задумчиво потеребливая скудную свою бороденку, вздыхал порою Аноха Кондратьич. — Надо к делу, к хозяйству его приучать…

Но этому не суждено было сбыться в полной мере. Если раньше, до революции, удавалось оберегать парня и девок от прививки оспы, запрещенной старыми книгами, то теперь, при советской власти, и оспу всем привили, и в положенное время заставили всех ребятишек в школу ходить. Пошел в школу и Никишка, — какой из него хозяин теперь, рассуждал Аноха Кондратьич, Однако проучился Никишка недолго: лишь две зимы в школу пробегал. Только став впоследствии трактористом, Никишка понял, какую оплошность совершил он, поддавшись уговорам батьки — старик настоял-таки на своем, взял под каким-то предлогом сына из школы. Кратковременность обучения сказалась особенно сильно именно на тракторных курсах: читал Никишка запинаясь, трудные и сложные слова вгоняли его в пот, а писал он коряво, пропускал буквы, делал ошибки в каждом слове. И, что хуже всего, сам не замечал этих ошибок.

— Тоже родители называются, — недовольно бурчал он во время занятий, им пахать надо было… Теперь вот попашешь… на бумаге!