Семейство Доддов за границей

— Вовсе не это, съ досадою возражаетъ мама: — мнѣ кажется малодушіемъ и низостью приписывать какой-нибудь случайности то, въ чемъ надобно видѣть естественное слѣдствіе нашего положенія въ обществѣ.

Когда мама произноситъ фразу «наше положеніе въ обществѣ» споръ становится невозможенъ: эти слова — послѣдній и рѣшительный аргументъ мама, и папа хорошо понимаетъ ихъ значеніе: какъ-скоро они раздадутся, подобно грому, въ ушахъ его, онъ уступаетъ поле битвы, беретъ шляпу и скрывается. Такъ онъ сдѣлалъ и въ настоящемъ случаѣ, оставляя мама наединѣ со мною.

— Искать Додда въ «Книгѣ Перовъ!» сказала она презрительно: — интересно было бы знать, гдѣ тамъ найдется Доддъ! Искать Мэк-Керти — о, это дѣло другаго рода! Мэк-Керти Моръ убилъ Шоа-Бъйуина-Тирниша въ тысяча-шестомъ году, и былъ за то повѣшенъ на шелковой веревкѣ цвѣтовъ своего герба, бѣлый съ зеленымъ, на собственныхъ воротахъ; интересно было бы мнѣ знать, что было въ то время извѣстно о Доддахъ? Но вашъ батюшка, Мери Анна, всегда таковъ: онъ забываетъ, кто его жена.

Хотя этотъ упрекъ былъ и несовсѣмъ-справедливъ, Китти, но я не стала возражать и обратила вниманіе мама къ вопросу о приглашеніи на церемонію. Мы согласились, что Кэри не нужно и не должно ѣхать съ нами; что мама и я будемъ одѣты совершенно-одинаково: съ локонами, въ бѣлыхъ тарлатановыхъ платьяхъ, съ тремя юбками, которыя будутъ застегиваться золотыми ноготками. Разница будетъ только та, что мама надѣнетъ свои карбункулы, а на мнѣ, кромѣ цвѣтовъ, ничего не будетъ. Костюмъ этотъ необыкновенно-простъ, милая Китти; но у мадмуазель Адель столько вкуса, что на нее можно положиться. Папа, разумѣется, надѣнетъ свой милиціонный мундиръ (онъ очень-красивъ) — единственная несовсѣмъ элегантная часть его, черныя штиблеты; шишакъ тоже, некрасивой формы. Тѣмъ не менѣе лучше быть въ какомъ-нибудь мундирѣ, нежели въ простомъ фракѣ. Мы хотѣли также, чтобъ папа прицѣпилъ какъ-нибудь медаль, выбитую на коронацію королевы Викторіи: она очень-хорошо могла бы замѣнять орденъ и внушать иностранцамъ уваженіе къ папа; но онъ не согласился. Ты, Китти, можетъ-быть посмѣешься, что я вхожу въ подробности о столь тривіальныхъ понятіяхъ папа, но такова наша жизнь. Какъ сильно стремимся мы подняться, такъ же упорно стѣсняетъ онъ нашъ полетъ, и благороднѣйшія предположенія мама постоянно разрушаются вульгарными наклонностями папа.

Я до того занята очаровательнымъ праздникомъ, что ни о чемъ, кромѣ его, не могу думать; впрочемъ, не могу хорошенько сосредоточить своихъ мыслей и на праздникѣ, потому-что «неукротимое существо», какъ его называю, лордъ Джорджъ, колотитъ по фортепьяно, представляя оперныхъ пѣвцовъ и пѣвицъ, а по-временамъ вальсируетъ по залѣ, такъ-что невольно развлекаешься. Онъ сейчасъ мучилъ меня доспрашиваясь, что такое пишу я тебѣ, и просилъ передать, что онъ жаждетъ познакомиться съ тобою — видишь, мой другъ, что ему разсказано о твоихъ темно-голубыхъ глазкахъ и длинныхъ рѣсницахъ, которыя такъ восхищаютъ всѣхъ подъ ирландскимъ небомъ! Не могу продолжать. Онъ играетъ теперь, какъ говоритъ «Grande Marche съ аккомпанементомъ полнаго оркестра» и подъ окнами нашими собирается толпа слушателей. А мнѣ нужно было что-то написать, только никакъ не могу припомнить…