Мнѣ жаль Бельтона; но зачѣмъ онъ простираетъ свои виды на дѣвушку, подобную Мери Аннѣ; развѣ она ему пара? Даже еслибъ докторъ Кавана умеръ и вся его практика перешла къ Бельтону, онъ въ годъ не получалъ бы трехсотъ фунтовъ. Пожалуйста, найдите случай передать ему мой совѣтъ; пусть онъ поищетъ себѣ невѣсты въ семействѣ Дэвисовъ; хотя, впрочемъ, я не понимаю, зачѣмъ вообще жениться деревенскому доктору. К. Дж. съ обыкновенною вѣжливостью говоритъ; «довольно съ него, что онъ приставляетъ своимъ больнымъ шпанскія мушки — зачѣмъ навязывать мушку на шею себѣ?» Вотъ какъ мой супругъ говоритъ о женщинахъ! Напомните патеру о письмѣ къ Бетти Коббъ. Она и Патрикъ Бирнъ — мученіе нашей жизни. Я было-скопила пять фунтовъ стерлинговъ, чтобъ отослать обоихъ домой на парусномъ суднѣ; по, къ-счастью, во-время еще узнала, что судно идетъ не въ Ирландію, а на островъ Кубу, потому оставила ихъ здѣсь; но право, не знаю, не лучше ли было бъ отослать ихъ, несмотря на то, что крюкъ былъ бы довольно-великъ. Просить К. Дж. относительно вашего Кристи совершенно-безполезно, потому-что К. Дж. и для Джемса ничего не можетъ выхлопотать. Сколько мы ни пишемъ къ Викерсу, отвѣта нѣтъ никакого: Викерсъ знаетъ, что до выборовъ еще далеко, и не хочетъ обращать на насъ вниманія. Еслибъ моя воля, у насъ были бы выборы каждый годъ, если не чаще — ну, тогда бы можно было чего-нибудь добиться отъ этихъ господъ. Не знаю, кто изъ нихъ хуже, Тори или Виги, и есть ли между-ними какая разница. К. Дж. пробовалъ поддерживать тѣхъ и другихъ: пользы отъ обоихъ не видѣлъ еще ни на копейку.
Вчера спрашивала К. Дж. о вашемъ Кристи. Онъ совѣтуетъ вамъ послать его на золотые пріиски: тамъ онъ, съ киркою, ситомъ и парой непромокаемыхъ сапоговъ, составитъ себѣ фортуну; у насъ, въ Лимерикскомъ Графствѣ, это не такъ легко.
Ящики, о которыхъ я васъ просила, еще не получены; надѣюсь, что вы отправили ихъ.
Вашъ преданнѣйшій и искреннѣйшій другъ
Джемима Доддъ.
ПИСЬМО VIII
Бетти Коббъ къ мистриссъ Суссанѣ О'ше, въ домъ цирюльника, въ Броффѣ.
У меня сердечная печаль, что таперича живу не на своихъ мѣстахъ, гдѣ родили меня и выкормили, а живу на чужой сторонѣ, какъ синица за моремъ; а особливо, что не сама поѣхала, а сбили меня, кто сами не знали, что говорили, а думали, что тутъ на каждомъ сучкѣ изюмъ, да лимоны растутъ, да лужочки зеленые круглый годъ. А въ противность, такихъ дождей да вѣтровъ у насъ и не видывано. А что объ ѣдѣ говорить, такъ вотъ же тебѣ не вру, что здѣсь въ мѣсяцъ-то времени больше, я думаю, съѣла крысъ, чѣмъ у хорошей кошки во всю свою жизть въ зубахъ перебываетъ. А хуже всего здѣсь народъ. Мужчины такъ хороши, лучше быть нельзя; а женщины — и тѣхъ за поясъ заткнутъ. У нихъ этого нѣтъ; чтобъ въ праздникъ выйдти посидѣть у забора, поговорить, если что въ городѣ новое случилось, или какъ цѣна на свиней стоитъ, а все танцы, да пляски, да веселья, да прыганье, да ломанье цѣлый день. Танцы какіе — слушай. Не то, чтобъ джигъ, напримѣръ, а схватятъ другъ-дружку подъ-поясъ — вѣрно говорю — и пойдутъ другъ-дружку таскать да вертѣть, точно сумашедчіе, покудова духъ займетъ. А шумъ какой подымутъ! У нихъ не то что одна скрипка, а развѣ два десятка, да рожки, да флейты, да еще страшная большущая труба, у которой человѣкъ стоитъ, и дуетъ въ одинъ конецъ, а она такъ рёвма-реветъ; ну-ужь танцы, милая! Въ прошлое воскресенье отпросилась у мистриссъ послѣ обѣда съ Фрэнсисомъ, здѣшнимъ курьеромъ (хорошій онъ человѣкъ, только въ обхожденіи воленъ) сходить въ Меленбекскій Садъ — отличное мѣсто, спору нѣтъ: подъ каждымъ деревомъ столикъ, и для танцованья мѣсто, и фейверки, и лодка на озерѣ, и островъ, и туда ѣздятъ. Мы пошли въ мѣсто, гдѣ вахусовъ храмъ, какъ назвалъ Фрэнсисъ. И тамъ былъ толстый мужикъ, совсѣмъ голый, какъ мнѣ показалось; а на немъ былъ миткаль такого цвѣта, что отъ тѣла не отличишь. И онъ сидѣлъ на боченкѣ и на головѣ у него цвѣты. И за полфранка ототкнулъ втулку, и подалъ стаканъ такого питья, слаще котораго никогда не пивала: теплое, съ мушкетнымъ орѣхомъ, съ гвоздикой, и будто мятой отдаетъ. Я таки поостереглась, одинъ глотокъ выпила; одначе въ голову такъ бросилось, что на ступеньку сѣла я, да и заплакала о своемъ селѣ, и ужь потомъ домой какъ дошла — не помню; шляпку съ зелеными бантиками свою всю измяла, и платье, которое мистриссъ мнѣ подарила, изорвала, и одинъ башмакъ потеряла — все растеряла.