Семейство Доддов за границей

Въ твоемъ послѣднемъ письмѣ нашла я множество вопросовъ, на которые еще не отвѣчала. Ты спрашиваешь меня, счастливѣе ли я здѣсь, нежели въ Додсборо. Какъ могла ты написать такой вопросъ? Можно ли быть за границею и не быть восхищену своею жизнью? Нѣтъ, мой другъ, различіе между жалкимъ прозябаніемъ въ родинѣ и жизнью за границею неизмѣримо. Да, милая Китти, какъ бы ни велико было наше пристрастіе къ Англіи, нельзя не видѣть поразительнаго факта, что въ чужихъ краяхъ несравненно-болѣе цивилизаціи. Каждодневная жизнь окружена здѣсь большимъ изяществомъ, по той простой причинѣ, что люди больше имѣютъ времени заниматься собою. Мужчины здѣсь не заняты ни попечительствами о бѣдныхъ, ни комитетами объ улучшеніи путей сообщенія, ни управленіемъ компаній желѣзныхъ дорогъ, потому и нѣтъ въ нихъ вульгарности, которая овладѣваетъ всѣми, такъ-называемыми, дѣловыми людьми. Они избираютъ для свсего честолюбія цѣль болѣе-возвышенную, хотятъ быть пріятны въ обществѣ, пріобрѣтать изящныя манеры, столь очаровательныя въ большомъ свѣтѣ, и, выражаясь языкомъ газетъ, «составлять счастье всѣхъ людей, съ которыми приходятъ въ общественныя отношенія».

Я исписала почти весь листъ, быть-можетъ, истощила терпѣніе моей милой Китти, но не доказательства моего взгляда на вещи, не желаніе убѣдить мою милую Китти. Adieu! Adieu!

Понимаю, какимъ удивленіемъ поразятъ тебя мои понятія; но не послужитъ ли оно доказательствомъ, какъ далеко отстали въ цивилизаціи наши соотечественники отъ остальной Европы? Идеи, давно повсюду покинутыя, господствуютъ еще у насъ, и безполезная наука, оставленная всѣми другими народами, составляетъ еще у насъ предметъ любви, цѣль честолюбія.

Хотѣла бы я написать своей милой Китти еще многое, многое, но должна окончить письмо. Девять часовъ вечера, мѣсяцъ встаетъ, и мы отправляемся въ нашу экскурсію на Драхенфельзъ, потому-что, надобно тебѣ знать, одно изъ обыкновеннѣйшихъ развлеченій въ чужихъ краяхъ — взбираться на горы, чтобъ видѣть восходъ солнца съ вершины. Эти экскурсіи часто неудачны относительно живописныхъ видовъ, но всегда въ высшей степени пріятны по удовольствіямъ поѣздки и восхожденія. Представь себѣ, Китти, горную тропинку, освѣщенную луной; твой мулъ медленно всходитъ по крутизнѣ, а спутникъ нашептываетъ тебѣ строфы изъ Чайльдъ Гарольда, опасности, ежеминутно-встрѣчающіяся, дозволяютъ тысячи маленькихъ услугъ и любезностей, которыя живо говорятъ, какъ нужна тебѣ опора его мощной руки, какъ онъ счастливъ, посвящая свою жизнь твоему охраненію. Но… прости; меня зовутъ, и мнѣ остается только секунда, чтобъ назвать себя вѣрнѣйшимъ другомъ дорогой, милой моей Китти.

Мери Анна Доддъ.

ПИСЬМО VII

Бетти Коббъ къ мистриссъ Сусаннѣ о'Шэ, въ домѣ цирюльника, въ Броффѣ.

Милая мистриссъ Шуссана.

Думала я до сего времени воротиться къ вамъ; ну, вышло не по-моему оттого, что, видно, не такъ живи, какъ хочется. Ужь про всякаго это правда, а про нашу сестру-служанку и подавно. Какое наше житье!

Еслибъ мистриссъ была покойнѣе, я бы, по здѣшнему обычаю, пожалуй, привыкла. Потому, здѣсь не все дурно, есть и хорошее. Какъ мы сюда переѣхали, даютъ намъ четыре кушанья каждый день, хотя оно выходитъ, ни одного нѣтъ, какъ слѣдуетъ. По здѣшнему что рыба, что птица, что мясо — все одно выходить. А хуже всего ѣда — говядина съ черносливомъ, да пареная ветчина съ инбиремъ. По-крайности всего много, и ѣда разная, не то, что въ нашихъ мѣстахъ.