Но нѣтъ, ты не думаешь такъ; нѣтъ, Китти, не обвиняю тебя въ подобныхъ идеяхъ; даже защищая друга, ты не могла впасть въ такую ложь. Докторъ Бельтонъ, вѣроятно, заблуждается относительно какихъ-нибудь мнимыхъ залоговъ моего чувства, мнимыхъ обѣщаній. Я испытывала мою память и не нашла въ ней ничего подобнаго. Если, въ легкомысленной веселости дѣтскаго сердца (вспомни, мой другъ, мнѣ было только восьмнадцать лѣтъ, когда я покинула родину) у меня вырвалось какое-нибудь глупое слово, его не стоитъ вспоминать, тѣмъ менѣе должно напоминать о немъ, заставлять меня краснѣть его. Теперь, Китти, я поняла, что истинное счастіе основано на повиновеніи людямъ, которыхъ природа дала въ руководители нашей жизни; а чувства, которыя могла бы я питать къ Пьеру Б., были бы діаметрально-противоположны желаніямъ папа и мама.
Я объяснила теперь вопросъ со всѣхъ возможныхъ сторонъ, потому-что, надѣюсь, онъ не возобновится болѣе никогда между нами. Думать о немъ прискорбно для меня, потому-что въ глубинѣ души не могу не винить въ слишкомъ-надменномъ искательствѣ человѣка, который вообще отличается скромностью, непритязательностью. Ты откроешь ему мнѣнія, высказываемыя здѣсь мною, на сколько тебѣ покажется то необходимо. Предоставляю все твоей деликатности и скромности. Прошу только объ одномъ: не требуй больше у меня объясненій относительно предмета, столь непріятнаго, пощади меня отъ намековъ о тѣхъ особенныхъ обстоятельствахъ, которыя разлучаютъ насъ навсегда. Если настанетъ время, когда онъ захочетъ разсудительнѣе и справедливѣе смотрѣть на мое и свое положеніе, для меня будетъ величайшимъ удовольствіемъ возобновить тѣ дружественныя отношенія, которыя столь долго существовали между нами, какъ сосѣдями; и если, на какомъ бы мѣстѣ въ обществѣ ни стала я въ будущемъ, если въ моей власти будетъ оказать ему хотя малѣйшую услугу, прошу тебя, не сомнѣвайся, что для меня будетъ лестно и пріятно узнать о томъ.
Послѣ этого нѣтъ надобности отвѣчать на твой post-scriptum. Разумѣется, онъ не долженъ писать ко мнѣ. Ничто въ мірѣ не заставитъ меня прочитать его письмо. Самая мысль объ этомъ съ его стороны доказательство, и очень-ясное, что ему нисколько неизвѣстны правила, принятыя обществомъ относительно переписки. Но оставимъ этотъ непріятный предметъ.
Отвѣчаю на твой вопросъ, приписанный на оборотѣ письма, какъ можно короче. Нѣтъ, я не влюблена въ лорда Джорджа, ни онъ въ меня. Мы считаемъ другъ друга братомъ и сестрой; мы говоримъ съ безграничнѣйшею откровенностью даже о такихъ вещахъ, которыя подверглись бы осужденію въ Англіи, наполненной предразсудками. Да, Китти, сознаніе своей чистоты, внутренняя увѣренность въ невинности допускаетъ здѣсь свободу обращенія, какой не терпитъ Англія. Здѣсь — выражу одною чертою, въ чемъ состоитъ превосходство чужихъ краевъ передъ нашею родиною: здѣсь человѣкъ нисколько не стѣсненъ въ своихъ мысляхъ и поступкахъ.
Языкъ, исполненный тысячами граціозныхъ любезностей, которыя имѣютъ такъ много, или такъ мало значенія; литература, такъ живо анализирующая чувства, съ такимъ интересомъ предающаяся анатоміи сердца, столь обворожительной и поучительной; обычаи общества, столь непринужденные и натуральные; рыцарское поклонничество, воздаваемое нашему полу — все это расширяетъ границы разговора и представляетъ тысячи предлоговъ и путей, сообразныхъ таланту, характеру, капризу каждаго, чтобъ говорить обо всемъ. Какъ часто случается здѣсь вести споръ о важнѣйшихъ вопросахъ нравственности самымъ остроумнымъ, легкимъ языкомъ; какъ часто о самыхъ пустыхъ предметахъ случается разсуждать чрезвычайно-серьёзнымъ, изумительно-ученымъ языкомъ! Такая же дивная измѣнчивость замѣчательна въ другомъ отношеніи. Въ чужихъ краяхъ — странное дѣло! молодежь самая солидная, осмотрительная, угрюмая часть общества; самые живые, веселые, смѣлые собесѣдники — люди пожилые. Однимъ словомъ, Китти, здѣсь все совершенно наоборотъ сравнительно съ тѣмъ, что видимъ у насъ, и, нельзя не сознаться, все здѣсь неизмѣримо-лучше!
Мнѣ смертельно хочется разсказать тебѣ о фон-Вольфеншеферѣ. Если хочешь полной откровенности, не скрою отъ тебя, что онъ до безумія влюбленъ въ твою подругу, чувствующую себя совершенно-недостойною страстной преданности этого потомка тридцати-двухъ знаменитыхъ предковъ.
Съ положительной точки зрѣнія, Китти, подобный успѣхъ былъ бы невыразимо-выгоденъ. Его помѣстья неизмѣримо-обширны, а его замокъ Вёльфенбергъ — чудо Шварцвальда. Не волнуется ли твое восхищенное сердце, Китти, при мысли о настоящемъ замкѣ, въ настоящемъ лѣсу, съ настоящимъ барономъ? Не восхитительны ли эти жестокіе бароны феодальныхъ временъ? Но не подумай, чтобъ мой баронъ походилъ на нихъ: напротивъ, онъ милъ, скроменъ, задумчивъ, быть-можетъ, слишкомъ-задумчивъ, такъ скроменъ, что не можетъ отражать шутокъ лорда Джорджа и Джемса, которые постоянно мучатъ его.