Семейство Майя

Он взглянул на белый листок, и банальное обращение «Дорогая сеньора!» пронзило его невыносимой тоской: ведь еще неделю назад он называл ее «моя любимая» и она не была еще мадам Мак-Грен, а была богиней, которую увлекла и победила его неукротимая, неподвластная разуму страсть. И его любовь к Марии Эдуарде, той, благородной возлюбленной, превратившейся вдруг в мадам Мак-Грен, бесчестную содержанку, вспыхнула с новой силой, беспредельная, исходившая отчаянием оттого, что не могла больше жить, — ведь его любовь была все равно что любовь к мертвой и пылала особенно жарко подле холодной могилы. О! Если бы она воскресла вновь, во всей своей чистоте и прелести, восстала из этой ужасной грязи прежней Марией Эдуардой, прилежно склонившейся над вышиванием!.. Какой преданной любовью он окружил бы ее, утратившую ради него покой семейного очага! И каким поклонением взамен уважения, которого лишило бы ее легкомысленное и фальшивое общество! В ней есть все качества, способные удержать любовь и поклонение, — красота, изящество, ум, веселый нрав, материнская нежность, доброта, безупречный вкус… И со всеми этими достоинствами она всего лишь низкая обманщица!

Но почему? Почему? Почему она плела эту сеть обмана, запутывая ее день ото дня, и лгала ему во всем — от маски честной женщины до чужого имени, которое она присвоила!

Карлос все сильнее сжимал руками голову: ему не хотелось жить. Если уж она лгала, то на свете нет правды! Если она предавала его, глядя на него своим ясным взором, то вся вселенная сплошное безмолвное предательство! Букет роз источает зловоние! Зеленая трава прикрывает собой гибельную топь! И для чего, для чего она лгала? Если бы в первый же день, когда в ее гостиной он, трепеща от восторга, словно при священнодействии, созерцал движения ее рук, занятых вышиванием, она открыла ему, что она не супруга сеньора Кастро Гомеса, а лишь его любовница, то неужели любовь Карлоса стала бы от этого менее страстной и глубокой? Ведь не благословение церкви сделало ее тело столь прекрасным, а ее ласки — столь пылкими! Для чего же тогда эта непостижимая бесстыдная ложь, которая вынуждала его теперь не верить ни единому ее поцелую и ни единому вздоху!.. А он собирался увезти ее и отдать ей всю свою жизнь, ей, которой другие давали горсть соверенов! И ради этой женщины, которой платили по часам, словно кучеру наемного экипажа, он готов был омрачить старость деда, непоправимо сломать свою собственную судьбу, навсегда распрощаться со свободой!

И все же для чего? Для чего весь этот пошлый фарс, давно отыгранный на сценах комической оперы, фарс о «кокотке, которая прикидывается светской дамой»? Почему она, с ее благородной речью, чистым профилем и материнской нежностью, почему она разыгрывала этот фарс? Из-за денежного интереса? Нет. Кастро Гомес обладает не меньшими средствами, чем Карлос, и он явно не отказывал ей ни в чем — ни в туалетах, ни в экипажах… Может быть, она поняла, что Кастро Гомес собирается оставить ее, и поспешила заручиться другим богатым и открытым к ее услугам кошельком? Но в таком случае куда проще было бы сказать ему: «Я — свободна, вы мне нравитесь, стоит вам пожелать — и я буду вашей». Нет! Тут есть какая-то тайна, какая-то загадка… Чего бы он только не дал, чтобы ее разгадать!

Постепенно им завладело желание отправиться в Оливаес… Нет, ему мало отомстить ей, швырнув чек ей на колени с оскорбительным пояснением! Чтобы обрести покой, он должен вырвать из ее лживой души тайну нелепого фарса… Лишь это смягчит его невыносимую муку. Он явится в «Берлогу», чтобы увидеть теперь другую женщину, которая зовется Мак-Грен, и услышать, что она ему скажет. О! Он не позволит себе никаких угроз или упреков, он будет спокоен, будет улыбаться! Пусть только она объяснит, зачем ей понадобилось лгать столь усердно и бессмысленно… Он вежливо спросит ее: «Моя дорогая сеньора, для чего был весь этот обман?» И увидит, как она заплачет… Да, его исполненная любовью тоска жаждала ее слез. Смертная мука, испытанная им в парчовых стенах парадной залы, когда Кастро Гомес тягуче раскатывал свои «р», должна была пронзить и ее грудь, на которой он еще недавно забывался в сладком сне, — прекрасную, божественно прекрасную грудь!..

Решившись, Карлос резко дернул колокольчик. Батиста, застегнутый на все пуговицы, предстал перед ним с видом готовности ко всему, что потребуется в том критическом положении, которое не могло укрыться от его глаз…

— Батиста, поспеши в отель «Браганса» и узнай, вернулся ли туда сеньор Кастро Гомес!.. Нет, погоди… Лучше подождать у входа в отель, пока он появится… Нет, лучше спросить!.. Так или иначе удостоверься, что он вернулся или не выходил из отеля. И как только удостоверишься, возвращайся в экипаже сюда как можно скорее… Возьми кучера понадежнее, он отвезет меня потом в Оливаес.