Семейство Майя

На сей раз пророчества Эги оправдались; графиня предлагала себя Карлосу столь откровенно, как если бы просто разделась у него на глазах. Ах, будь она ветрена и непостоянна в своих привязанностях, это был бы прекрасный цветок, который стоило бы сорвать, насладиться им и после отбросить прочь. Но нет, по словам Батисты, графиня отнюдь не искательница приключений. А он вовсе не желал быть опутанным ревнивой страстью и безудержной нежностью тридцатилетней женщины, от которой потом нелегко будет отделаться… Ее объятия не пробудят его сердца; и, едва первоначальное любопытство иссякнет, оно сменится скукой надоевших поцелуев и чудовищным однообразием безлюбовного наслаждения. Кроме того, в качестве друга дома он вынужден будет терпеть, когда сеньор граф будет дружески похлопывать его по плечу и часами излагать ему своим монотонным голосом очередную доктрину… Это устрашало Карлоса… И все же, какая смелая женщина! В ее поступке было нечто романтическое, вызывающее, что взволновало его… К тому же она так восхитительно сложена… Воображение рисовало ему ее обнаженной, он почти ощущал атласную нежность ее ослепительного тела, одновременно зрелого и девственного… И вновь, как в тот вечер, когда Карлос впервые увидел ее в театре, его вводили в искушение ее волосы с пламенеющим отливом, падавшие огненной плотной волной…

Он вышел и не успел пройти нескольких шагов по Новой улице Алмады, как его нагнал Дамазо, спешивший куда-то в экипаже; Дамазо окликнул его, остановился и выглянул из окна кареты — все такой же румяный и улыбающийся.

— Я никак не мог тогда прийти! — заговорил он, завладев рукой Карлоса и с восторгом пожимая ее. — Я в совершенном круговороте! Я тебе все расскажу! У меня роман! Но я тебе все расскажу! Остерегись, не зацепить бы тебя колесом! Трогай! В магазин мужского платья!

Лошади рванули с места; Дамазо, все еще высовываясь из кареты, замахал рукой и кричал, перекрывая уличный шум:

— Дивный роман! Настоящий шик!

Несколько дней спустя в «Букетике», в бильярдной, Крафт, только что обыгравший маркиза, спросил, положив бильярдный кий и закуривая трубку:

— Есть какие-нибудь новости о нашем Дамазо? Чем объясняется его прискорбное исчезновение?

Карлос рассказал о своей встрече с Дамазо, который, весь воспламененный и ликующий, кричал ему из кареты на всю Новую улицу Алмады о своем «дивном романе».

— Ну, об этом мне известно, — сказал Тавейра.

— И что же тебе известно? — удивился Карлос.

Тавейра видел Дамазо не далее как вчера в роскошном наемном ландо с очень красивой дамой, весьма элегантной и похожей на иностранку…

— Вот как! — воскликнул Карлос. — И дама держала на руках шотландскую собачку?

— Верно, шотландскую собачку, серебристого грифона… Кто эта дама?

— И с ними был еще молодой чернобородый господин весьма энглизированного вида?

— Да, да! Очень стройный, спортивный… Так кто они такие?

— Кажется, какие-то бразильцы…

Не оставалось никаких сомнений: Дамазо ехал с четой Кастро Гомесов! Карлос был поражен. Еще две недели назад у него на террасе Дамазо, сжав кулаки, обрушивал на Кастро Гомеса громы и молнии за то, что тот не проявил к нему должного уважения! Карлос хотел было выведать у Тавейры какие-нибудь подробности, но маркиз, удобно расположившийся в кресле, стал допытываться у Карлоса, какого тот мнения о статье, помещенной нынче утром в «Иллюстрированной газете». В «Иллюстрированной газете»? Карлос ничего не знал, он еще не просматривал газет.

— Тогда мы тебе ничего не скажем, — закричал ему маркиз. — То-то ты удивишься. А где эта газета? Вели ее принести!

Тавейра дернул шнурок колокольчика, и, когда слуга принес газету, он завладел ею, готовясь к торжественному чтению вслух.

— Покажи ему сначала портрет, — проревел маркиз, привставая с кресла.

— Нет, сначала надо прочитать статью, — возразил Тавейра, пряча газету за спину.

Но затем уступил и поднес газету к глазам Карлоса, развернув ее во всю ширь, словно носовой платок. Карлос узнал на портрете Коэна… Смуглое лицо с черными как смоль бакенбардами окаймляла статья на шесть колонок, цветистая и панегирическая, превозносившая до небес семейные добродетели Коэна, его талант финансиста, его блестящее остроумие, великолепие его дома; целый пассаж был посвящен предстоящему празднеству, грандиозному костюмированному балу, который устраивают Коэны. Статья была подписана «Ж. да Эга» — Жоаном да Эгой!

— Экая глупость! — воскликнул Карлос с досадой и бросил газету на бильярд.

— Это не просто глупость, — заметил Крафт, — это безнравственно.

Маркиз не согласился с ним. Статья ему понравилась, Превосходно написал, мошенник!.. Да и кого в Лиссабоне удивишь безнравственностью?

— Вы, Крафт, не знаете Лиссабона! Здесь все сочтут это вполне естественным. Друг дома поет дифирамбы хозяевам этого дома. Обожатель жены расточает лесть мужу. Так принято в нашей столице. Вы увидите, какой это будет иметь успех. А статья прекрасная, и спорить нечего!