Семейство Майя

Слуга превосходно знал сеньора Дамазо Салседе. Как раз вчера он видел, как сеньор направлялся в бильярдный зал с неким чернобородым господином. Должно быть, сеньор остановился у Лоренс, поскольку к Нунесу он обычно приезжает кутить с девицами.

— Две комнаты, и поскорей! — распорядился Карлос, радуясь, как ребенок, тому, что «она» здесь, в Синтре. И с отдельной столовой для нас двоих, где мы могли бы завтракать.

Кружес, подойдя к ним, стал возражать против отдельной столовой. Он предпочел бы сидеть за общим столом в ресторане. Там порой попадаются такие персонажи…

— Хорошо, — согласился Карлос, улыбаясь и потирая руки, — накрывайте завтрак в ресторане или даже посреди площади. И побольше деревенского масла для сеньора Кружеса!

Конюх повел распрягать лошадей, слуга отнес чемоданы. Кружес, восторгаясь Синтрой, стал подниматься по лестнице, по-прежнему с накинутым на плечи пледом: он боялся с ним расстаться — плед принадлежал его матери. Но, дойдя до дверей ресторана, он вдруг в удивлении замер, а затем воскликнул, воздев руки к небу:

— О! Эузебиозиньо!

Тут подоспел Карлос и увидел… Да, это был он, неутешный вдовец, и он заканчивал в ресторане завтрак в обществе двух девиц-испанок!

Эузебиозиньо восседал во главе стола перед остатками пудинга и фруктами: пожелтевший, плохо причесанный, в неизменном трауре и пенсне с темными стеклами, на длинном шнурке, заправленном за ухо; на шее у него красовался кружочек из черной тафты, которым, очевидно, был прикрыт созревший прыщ.

Одна из испанок была смуглая бабища с тронутым оспой лицом, другая — худенькая, с добрыми глазами и чахоточным румянцем, проступавшим сквозь слой рисовой пудры. На обеих — черные атласные платья, и обе дымили папиросами. Среди света и прохлады, вливавшихся в открытое окно, женщины казались еще более потасканными, вялыми, расслабленными постелью, пахнущими спертым воздухом спальни. В, их компанию, видимо, входил и еще один субъект — толстый, низенький, почти без шеи; он сидел спиной к дверям и, склонившись над тарелкой, высасывал половинку апельсина.

На секунду Эузебиозиньо застыл с поднятой вилкой; но тут же, подхватив салфетку, встал из-за стола и подошел к друзьям, чтобы пожать им руки; при этом он лепетал что-то нечленораздельное про то, что врач предписал ему переменить климат, а этот молодой человек любезно согласился сопровождать его, но захотел пригласить заодно и девушек… Никогда еще у Эузебиозиньо не было столь похоронного вида, и никогда он не выглядел так скверно, как сейчас, когда цедил заведомо лживые слова, ежась под взглядом Карлоса.

— Ты прекрасно сделал, Эузебиозиньо. — Карлос ободряюще похлопал вдовца по плечу. — Лиссабон ужасен, а любовь — вещь приятная.

Но тот продолжал оправдываться. Худенькая испанка, не бросая папиросы, тоже встала из-за стола и громко спросила Кружеса, почему он с ней не здоровается. Маэстро тотчас ее признал и с распростертыми объятьями устремился навстречу дорогой Лоле. Они устроились на противоположном конце стола и принялись болтать по-испански с бурными жестами и восклицаниями:

— Hombre, que no se le ha visto! Mira, que me acordado de ti! E caramba, que reguapa estas…[52]

Затем Лола с принужденным видом представила Кружесу смуглую бабищу — сеньориту Кончу…

Видя, что встреча приняла столь дружеский оборот, тучный субъект, до того лишь на секунду оторвавшийся от тарелки, решил повнимательнее разглядеть друзей Эузебиозиньо: он отставил тарелку, вытер салфеткой рот, лоб и шею, аккуратно водрузил на нос огромное пенсне с толстыми стеклами и, подняв широкое, пухлое, лимонно-желтое лицо, пристально, с невозмутимой наглостью оглядел с ног до головы Кружеса, а за ним и Карлоса.

Эузебиозиньо представил им своего друга Палму; а его друг Палма, услыхав столь известное имя Карлоса да Майа, немедля возжелал показать этому джентльмену, что и он — тоже джентльмен. Резким движением он отбросил салфетку, с размаху отодвинул стул; и, протягивая Карлосу вялую, с обкусанными ногтями руку, воскликнул, указывая на остатки десерта:

— Не соблаговолите ли… Пожалуйста, без церемоний… Фрукты способствуют аппетиту и полезны для желудка.

Карлос поблагодарил и хотел было удалиться. Но Кружес, который вовсю веселился и шутил с Лолой, подозвал его, чтобы познакомить с дамами.

— Карлос, позволь мне познакомить тебя с прелестнейшей Лолой — мы с ней старые друзья, — а также с сеньоритой Кончей, с которой я сам имел удовольствие познакомиться лишь сейчас…

Карлос почтительно раскланялся.

Конча поздоровалась с ним сухо; она явно была в дурном настроении; отяжелев от завтрака, она дремала за столом, опершись на него локтями и не произнося ни слова; глаза ее были полуприкрыты длинными ресницами; время от времени она затягивалась папиросой или принималась ковырять в зубах. Лола, напротив, поздоровалась очень любезно: разыгрывая даму, она встала и протянула Карлосу маленькую потную руку. Потом снова потянулась за папиросой, звеня золотыми браслетами, бросила на Карлоса томный взгляд и объявила, что давно его знает.

— С вами тогда еще была Энкарнасьон…