Лесистые берега сменились унылыми болотами с бедной растительностью, кочковатой мшистой равниной, поросшей багульником и чахлой осокой. Вода в болотных лужицах и озёрцах была ржавой, с дурным запахом. Лишь ближе к Кетскому острогу пошла хорошая растительность, стали встречаться небольшие поселения из юрт.
В Кетском, или Маковском, остроге караван встречал проводник из казаков местного гарнизона. Он должен был указывать дальнейший путь через волок, которым шли на Енисей с Оби караваны. В остроге стояла небольшая деревянная церковка, находился гарнизон, а у его стен раскинулась торговая слобода с избами и амбарами.
Проводник критически оглядел дощаники и сказал коротко:
— Не пройдут.
На реке у острога стояло на приколе множество лодок, челноков, которыми могли воспользоваться путники. Они принялись перегружать груз из дощаников в лодки.
Между Кетью и енисейским притоком Касом и находился волок. По свидетельству очевидцев, его протяжённость достигала вёрст пяти. Волок проходил по топким местам, через болота и малые речушки, притоки Кети и Каса. По нему были проложены «великие мосты», т. е. бревенчатый настил, который и облегчал перетаскивание лодок с грузом.
Казаки дружно взялись за дело и тащили по настилу лодки с зычными возгласами: «Раз, два, взяли! Ещё разок взяли!» Не отставал от других и Федот. Михайло Стадухин, не любивший утруждать себя физической работой, тоже последовал примеру остальных казаков. Неудобно было поступать иначе. А тяжёлые дощаники оставили у острога, чтобы ими могли воспользоваться купцы, возвращавшиеся с Востока с грузами пушнины.
Прошли волок и спустили лодки в Кас, неширокую речку, впадавшую в Енисей несколько ниже Енисейска. Из Каса вышли в могучий широкий Енисей и пошли вверх против течения. Источники сообщают нам, что весь путь от устья Иртыша до Маковского острога занимал в те времена до тринадцати недель.
Кстати, ниже бывшего Кетского, или Маковского, острога, между Кетью и притоком Енисея Касом, был в конце XIX века прорыт Обско-Енисейский канал. Оказавшийся неудобным для судоходства и неудачным инженерным сооружением, канал вскоре был заброшен. В наши дни только туристы, одержимые любопытством и страстью к бродяжничеству, совершают переходы по нему на моторных лодках.
Ближе к Енисейску местность становилась обжитой, попадались деревеньки. Проходивший несколько позже этим же путём российский дипломат, путешественник и учёный Спафарий отметил в своих записках, что места здесь «зело хороший и хлебородный».
Пока плыли по Енисею, Попов, человек осведомлённый, прочитавший в посольском приказе кипу документов, донесений сибирских воевод, прежде чем отправляться в дальний путь, делился прочитанным с казаками. Среди гребцов его лодки был и Дежнёв.
— Енисейск, казаки, был основан на пятом году царствования государя нашего Михаила Фёдоровича, — рассказывал Федот. — Основал город отряд служилых людей под предводительством сына боярского Албычева и сотника Рушина. Пришли они из Кетского острога тем самым путём, каким мы с вами идём.
Далее Попов поведал казакам, что на Енисей русские выходили разными путями. Поднимались по более северным обским притокам. Из их верховьев перебирались волоком в енисейские притоки. Самый северный путь лежал через Мангазею, стоящую на реке Таз. По притоку Таза Волочанке поднимались вверх, а оттуда мелкими протоками добирались до Енисейского волока — всего около версты — и через него выходили в приток Енисея Турухан.
— Всё это были поиски наиболее удачного пути, — завершил свой рассказ Федот. — Остановились в конце концов на южном пути через Кеть, Кетский волок и Кас, самом удобном.
— Ничего себе, удобный путь, — иронично проворчал один из гребцов, напарник Дежнёва.
— Что поделаешь! Всё же лучший. Хотя бы потому, что ближайший к цели, — убеждённо сказал Попов.
Как и Тобольск, Енисейск был деревянным. Вокруг окружённого палисадом с башнями острога вырастал посад. Размерами своими город на Енисее намного уступал Тобольску. Но и здесь шло оживлённое строительство. Город оглашался стуком топоров, визгом пил. У берега широкого Енисея теснились лодки, дощаники. Белели остовы ещё недостроенных судов. В окрестностях города и выше по Енисею и Ангаре возникали русские поселения, осваивавшие землю под пашню.
За Енисеем рельеф Сибири резко менялся. Лесистая, местами заболоченная равнина обского бассейна в какой-то мере напоминала Дежнёву такой же лесистый русский Север. Только реки на родной земле были не столь широки. А к востоку от Енисея начинался обширный горный край, казавшийся непривычным: плоскогорья пересекались хребтами и кряжами. Лишь кое-где узкие речные долины расширялись, образуя отдельные низменности, как, например, на средней Лене. Уже правый берег Енисея против низменного левого выглядел высоким. Эту резкую смену рельефа легко было заметить.