Женечка вертела в пальцах отточенное гусиное перо, всматриваясь в чисто выскобленный лист пергамента, точно надеясь разглядеть на нем еще не написанные строки. С одной стороны, вся информация, которую нужно было сообщить оперативной группе, рыщущей в поисках Дагоберта, уже и без того была им известна. С другой — попробуй объясни только-только поверившему в нее Пипину, каким волшебным манером осуществляется столь быстрая и незаметная глазу передача информации в неведомую даль. Вернее, объяснить-то можно, приплести волшебные чары, ну, скажем, того же Инсти, но тогда придется доказывать, что сама не колдунья. А здесь с этим могут возникнуть проблемы.
Конечно, до появления инквизиции еще несколько веков, но это означает лишь одно: никакого судилища с пытками не будет — попросту, без всякой бюрократии, по-семейному забьют камнями. И на том спасибо, но результат, мягко говоря, далек от идеального. Значит, что-то необходимо все же написать. При этом нет ни малейших сомнений, что Пипин его прочтет.
Женя почувствовала, как от волнения у нее дрожат пальцы. В голове точно кто-то вымел мысли из всех извилин. Она досадовала на себя. Казалось бы, что сложного, взять и сочинить ничего особо не означающий текст, мало ли в школе писано сочинений. С чего бы вдруг такой ступор в столь неподходящий момент?! Евгения досадливо сморщила нос, предчувствуя град насмешек, всегда готовых сорваться с языка Лиса, и с тяжелым вздохом активизировала связь.
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
В дверь, наклоняясь, чтобы не зацепить макушкой притолоку, вошел Фрейднур.
— Мой господин велел идти к вам, — смущаясь, пробасил он. — Сказал, что, того, вы желаете послать меня гонцом.
— Так и есть, — напуская на себя гордый вид, подтвердила девушка. — Но прежде я хочу узнать, насколько ты верен своему господину.
Комис удивленно заморгал, глядя на даму Ойген.