Семена огня

— Может быть, но факты…

— Ой, ну ты шо, не в курсе, что факты — упрямая вещь? Им только дай волю, и мы будем здесь сидеть до второго пришествия и ждать, пока фактам надоест упрямиться. Как говорится: «Ля фам, шершите и обшершите».

Фрейднур несмело окинул взглядом задумчивую даму Ойген.

— Прикажете, того, зайти позже за письмом?

— Да, к обеду оно будет готово. Отправитесь с ним в обитель Святого Эржена. Если предчувствия не обманывают меня, там вы найдете мастера Рейнара.

— Умница, девочка. Возьми на полке пирожок. Работаем.

Стая медленно окружала прогалину. Теперь уже хищникам было не до игр, не до учебных охот. Кто-то посмел нагло и бесцеремонно вмешаться в отработанный тысячелетиями процесс воспитания молодых волков, посмел опозорить вожака перед щенками! Нельзя спустить такое безнаказанно!

Звери медленно, каждым движением наводя леденящий душу ужас, выступали из-за кустов, чуть приседая на задние лапы, каждый миг готовые к прыжку. Лишь старые непригодные к охоте волки-пестуны оставались в стороне, рядом с резвыми не в меру волчатами, желавшими хоть глазком поглядеть на расправу. Рычание, удары лап, щелканье клыков еле сдерживали их пыл. Вожак, заматеревший в сотнях удачных охот, прекрасно сознавал, что одетый в железную шкуру крупный самец человека весьма опасен. Его сила, его взгляд, длинный стальной клык в его лапе не оставляли сомнений: поединок будет непростым, и неизвестно, для кого еще окажется последним.

Он выжидал, стараясь напугать, улучить момент для решающего броска. За спиной крупного самца жался второй, поменьше, но этот был не столь опасен. И хотя вожак знал, что видимость бывает обманчива, главная опасность все же исходила от железношкурого. Второй человек боялся, волки прекрасно чувствовали это.

— Я их задержу, — процедил Карел, отступая к стволу раскидистого вяза и поводя острием меча из стороны в сторону. — А ты карабкайся на дерево.

Бастиан подпрыгнул, хватаясь за торчавшую над головой ветку.

— Нет, нет, не сюда! — взмолилась Гизелла. — Она может не выдержать! Если обломится, мы погибнем все.

Ухватившийся за толстую ветвь Ла Валетт нелепо задрыгал ногами в воздухе, соображая, что теперь делать. И тут, словно по команде, волки ринулись вперед.

Не тратя времени, Карел развернулся в сторону болтающегося между небом и землей соратника, взмахом меча готовясь поразить ближайшего хищника. Тот отпрянул, так что острие пронеслось лишь в четверти дюйма от кожаного носа, и в ту же секунду вожак прыгнул на спину крупному самцу, желая сбить его с ног.

Карел едва устоял. Отброшенный на плечи кольчужный хауберк спас от клыков. Взревев от ярости, богемец с разворота ударил спиной о ствол дерева, намереваясь расплющить противника, сломать ему хребет. Тот, взвизгнув, отскочил, и тут же ринулся в новую атаку, на этот раз стараясь вгрызться в ногу человека. Стая устремилась за ним, каждый из волков уже наметил себе цель, но вдруг оглушительный, раздирающий душу визг буквально сотряс прогалину. Вероятно, до этого мгновения Гизелла пыталась держать себя в руках, искать выход, защищать маленького сына, но сейчас, когда спасение, казавшееся таким близким, вдруг обернулось кошмаром, нервы ее не выдержали.

Неожиданный резкий звук ударил волков по ушам, и те, недовольно заворчав, отпрянули. Карел не медля ни секунды, отскочил к дереву и снова занял позицию. Хуже было другое: не ожидавший такого поворота событий Бастиан в ужасе разжал руки и шлепнулся в траву, чувствительно приложившись затылком о торчавшее из земли корневище. В глазах его поплыло, он попытался встать на ноги, но снова завалился набок.

— Вставай! — заорал Карел, яростно отмахиваясь мечом. Но Ла Валетт лишь мотал головой, не в силах сфокусировать взгляд.

И в этот миг, когда гибель уже казалась неизбежной, юный Дагоберт, наблюдавший с дерева за противоборством, вдруг легко, словно на руки слуг из седла смирной лошадки, спрыгнул наземь прямо перед оскаленной мордой вожака.

— На дерево, мальчик! — Карел ринулся вперед.

Дагоберт не повернулся, лишь выставил руку в останавливающем жесте. Сам не ведая почему, могучий богемец сбавил шаг. Казалось, свирепый волк, замерший не более чем в метре от юнца, попросту обалдел от такой наглости. Он смотрел на Дагоберта, смотрел, не отрываясь, желтые глаза его пылали жаждой крови, неотмщенным оскорблением и врожденной злобой.