Семена огня

— Твою бы наблюдательность, да в мирных целях. А не сейчас?! Все эти годы сухо было? Включи мозги, вода тут со свода веками капает. Кстати, соколы мои подземные, шо у вас на тему ковырялок?

— Люди Пипина все забрали, — вздохнул Карел, — и меч, и кинжал.

— У меня тоже, — с тоской в голосе поддержал его Ла Валетт, показывая запястье, где обычно крепились ножи.

— Непруха, — Лис покачал головой. — Ладно, держите. — Он потянул изрядно затертую пряжку ремня, демонстрируя примыкающий к ней стальной клинок длиной в ладонь. — В общем, работайте, как с перепугу, потому как времени мало, а шо там наверху — одному богу пока известно. И постарайтесь не сломать инструмент, он еще пригодится.

Комната, в которой была заключена Благородная Дама Ойген, совсем не напоминала подземелья. По меркам Темных веков она была даже светлой, и сквозняк, гулявший меж бойницами, подрядился на роль кондиционера в апартаментах будущей герцогини Нурсийской. Сквозь узкие прорези в каменной толще Женечка видела широкое поле, разбитые на нем шатры, множество вооруженных людей и еще больше коней у коновязей. С помощью нехитрых геометрических вычислений она определила, что комната расположена метрах в десяти над землей — если прыгать, разбиться насмерть, может, и не разобьешься, а вот ноги поломаешь наверняка. При этой мысли Женя погладила собственные лодыжки, будто жалея их. Нет, столь варварское обращение с собственным телом ей вовсе не улыбалось. Надо придумать, как спуститься.

Ей вспомнились связанные простыни, о которых она читала в детстве в каком-то авантюрном романе. Замечательная идея, вот только одна беда: никаких простыней здесь и в помине не было. Лежанка застелена медвежьей шкурой, — станет холодно, закутывайся, — вот тебе и простыня, и одеяло, и подушка. А медвежью шкуру, как ни силься, руками не порвешь. Тут без ножа не обойтись, хоть плохонького, но чтобы можно было нарезать шкуру полосами. Да и бойница — она попробовала протиснуться в одну из них — совсем узкая. Значит, нужно придумать что-то другое.

«А как нам решить эту задачу, ответит Женя Гараева», — всплыло у нее в голове традиционное обращение классной руководительницы. Она сделала три глубоких вдоха. Надо успокоиться, взять себя в руки и придумать. Сергей же сказал, что у нас есть фора. Женечка поймала себя на мысли, что назвала инструктора попросту Сергеем. «Неужели этого грубияна, насмешничающего по поводу и без повода, мне больше не хочется стукнуть чем-нибудь тяжелым? Как такое может быть? Стоп! О чем это я? — Благородная Дама Ойген резко оборвала собственные мысли. — Надо думать о побеге, о том, как помочь ребятам.

Так, за дверью часовой, кажется, один. Можно попробовать заманить его сюда и обезоружить. Впрочем, сделать это непросто, наверняка он предупрежден, чего от меня можно ждать, и будет настороже. Да и что бы ни рассказывали на тренировках, одолеть в рукопашной схватке опытного, ловкого, да еще и вооруженного мужчину — совсем не просто. Боли они тут боятся куда меньше, чем в нашем мире, так что любым, даже самым ловким броском, стражника можно только раззадорить».

Словно кто-то подслушивал ее мысли, — лязгнул засов, дверь приоткрылась, густой бас огласил:

— Трапеза вашей милости.

— Трапеза?! — Женечка сделала надменное лицо. — Какая еще трапеза, если я до сих пор не побывала в церкви?! Я желаю причаститься и исповедаться! — Она для убедительности топнула ногой. — И уж потом только вкушать земную пищу!

Желудок прелестницы обиженно застонал, не понимая, чем так прогневал хозяйку, но Евгения была неумолима.

— Я сообщу мессиру, — прогудел тот же голос. — А с едой-то что делать?

— Вносите, — обреченно вздохнула Благородная Дама. — Знаю я вас, плутов и обжор, чуть отвернешься — все до крошки съедите!

— Какие еще плуты? — обиделся сторож. — Да я тут сам-один, не трону я вашу еду!

«Ага, стражник один, — для себя отметила Женечка. — Надо бы уточнить, когда будет сменяться».

— Ну, ты-то, может, и не съешь, — умерила гнев пленница. — А вот, поди, как стану я молиться, кто на смену тебе придет — уж он-то точно решит, что еда для него принесена!

— Да то еще на закате только будет, — печально вздохнул караульный.

— Так что ж ты, вот так, не евши, и стоишь?

— Как сменюсь — поем, — заверил ее собеседник. — Оно, конечно, мяса в похлебке не оставят, а бобов-то хватит.

— Нехорошо, — с сочувственным вздохом промолвила девушка. — Несправедливо. Вот так стоишь, тут, стоишь, почитай, без толку, а воздаяние где? Другие, небось, сейчас жрут от пуза, а тебе — хуже, чем псу — миску пустого хлебалова с ночным ветром вприкуску.

— Ну, так служба. — Караульный с благодарностью поглядел на Благородную Даму, точно глянувшую ему в душу.

— Не ценит тебя господин твой: этакому бравому воину — сторожить запертую дверь.

— Куда поставили, там и стою, — нахмурился вояка. Он и сам был не рад торчать весь день в башне, карауля безобидную девицу. Но приказ есть приказ.

— Это-то ясно. Но с другой стороны, птичкой я не обернусь, в небо не улечу, засов не перегрызу — что тут сторожить? Пошел бы, поел.