Семена прошлого

— Барт, я не спала сегодняшнюю ночь, ждала, когда ты вернешься домой. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь тебе? Никто из семьи не испытывает к тебе ненависти, поверь. Даже Синди. Ты часто разочаровываешь нас, но мы не желаем отталкивать тебя.

— Расстанься с Крисом, — сказал он безжизненным голосом, будто потеряв надежду на то, что я выполню эту просьбу. — Только это докажет мне, что ты любишь меня. Только когда ты порвешь с ним, тогда я почувствую себя любимым и смогу любить тебя.

Боль пронзила меня.

— Но он умрет без меня, Барт, — прошептала я. — Я понимаю, что тебе могут быть неприятны наши отношения. Ты не поймешь, да я и сама не понимаю, почему он не может без меня, а я без него. Нет этому объяснения, кроме долгой памяти о том, как мы с ним оба оказались в страшной ситуации, беспомощные, одинокие. Мы создали себе мир мечты, мы сами себя в него заперли. И теперь, когда нам обоим уже много лет, мы все еще пребываем в этом фантастическом мире. Мы не можем друг без друга и без созданного нами мира. Если мы его лишимся, то погибнем оба.

— Но мама! — страстно бросился ко мне Барт и прижался к моей груди. — Ведь у тебя буду я!

Он взглянул на меня, обхватив руками:

— Я хочу, чтобы душа твоя очистилась, пока не поздно. То, что вы с Крисом совершаете — против правил, установленных Господом и обществом. Отпусти его, мама. Я молю тебя, отпусти его с Богом — пока с кем-нибудь из нас не случилось ничего ужасного. Отпусти своего брата с его братской любовью.

Я отодвинулась от него. Отвела назад рукой упавшую на лоб прядь. Я чувствовала себя поверженной. Это невозможно — то, о чем он просит.

— Ты хочешь убить меня, Барт?

Он закусил нижнюю губу — детская привычка, которая возвращалась к нему, когда он был взволнован.

— Я не знаю. Иногда мне хочется, чтобы ты умерла. Иногда я ненавижу тебя больше, чем его. Ты так нежно мне улыбаешься, что кажешься ангелом, сердце мое готово выпрыгнуть из груди, и мне больше всего тогда хочется, чтобы ты всегда была такой. Но когда я ложусь спать, то часто во сне меня преследует какой-то шепот, твердящий, что ты — грешница и заслуживаешь смерти. Когда же я представляю себе, что ты мертва и лежишь в земле, глаза мои застилают слезы, а сердце мое разрывается, тело становится тяжелее свинца, и мне кажется, что со мной все кончено: я одинок, мне страшно. Мама, может быть, я сумасшедший? Почему я даже не могу любить без Уверенности, что любовь будет длиться вечно? Почему я не могу забыть о том, что ты совершаешь грех?

Я так надеялся на Мелоди. Она была прекрасна, но потом стала безобразной и толстой. Вечно ныла и надоедала мне жалобами на мой дом. Даже Синди оценила, как я обставил дом, и была благодарна мне. Я возил Мелоди в лучшие рестораны, в театр и кино, чтобы она и думать забыла о Джори. Но она не желала. Она вечно твердит о балете и о том, как он много значит для нее. И только, когда мне это надоело, я понял, что я для нее был просто мужчиной, замещающим Джори, — на самом деле она не любила меня. Она использовала меня только для того, чтобы забыть свою потерю. А теперь она вовсе не похожа на ту девушку, которую я когда-то полюбил. Она хочет жалости, а не любви. Она просто воспользовалась моей любовью, поэтому теперь я даже не могу смотреть на нее. Вздохнув, он продолжал так тихо, что я едва слышала:

— Когда я гляжу на эту шалопайку Синди, я думаю, что когда-то ты выглядела, как она сейчас. И тогда я догадываюсь, почему Крис влюбился в тебя. За это я еще больше ее ненавижу. Она дразнит меня, ты знаешь это. Ее вид заставляет меня думать о пороке, о том грехе родственной любви, в который впали вы с Крисом. Она разгуливает в своей спальне в одном бикини. А ведь ей хорошо известно, что я проверяю все комнаты перед тем, как лечь спать. Сегодня, например, на ней была такая прозрачная ночная рубашка, что она не скрывала практически ничего. Но она даже не смутилась, встретив меня в таком виде, и позволила себя разглядывать. Джоэл говорит, что она просто потаскуха.

— Тогда не заходи к ней в комнаты, — сказала я, стараясь сохранить спокойствие. — Если не хочешь видеть того, что тебе неприятно, старайся не видеть. А Джоэл — ограниченный, глупый старик. Поколение Синди, Барт, не привыкло к нашим условностям. Они все ходят полуголые. Но ты совершенно прав: она не должна демонстрировать всем свое тело. Я поговорю с ней об этом утром. Ты уверен, что она намеренно выставляла свою наготу?

— А ты сама разве не делала этого намеренно? — мрачно произнес он. — Запертая на чердаке с Крисом, разве ты не показывала ему намеренно свое тело?

Что я могла ответить, чтобы он понял? Он никогда бы не понял.

— Мы все хотим прожить жизнь достойно, Барт. Все это было так давно, что я не хочу даже вспоминать. Я стараюсь забыть. Мне хотелось бы думать, что Крис — мой муж, и не вспоминать, что он мой брат. Мы не должны были иметь общих детей. Разве это недостаточное наказание? Ты не находишь, что стоит нас хоть чуточку пожалеть?

Но Барт покачал головой, и его глаза потемнели.