Мой дорогой и любимый Джори, я – трусливая женщина. Я всегда знала это, но надеялась, что ты этого никогда не узнаешь. Ты всегда был сильным. Я люблю тебя и, без сомнения, всегда буду любить, но я не смогу жить с человеком, который не сможет больше удовлетворить меня.
Я смотрю на твое ужасное кресло и на твою неподвижность, к которой ты привык, и знаю, что я не привыкну к этому никогда. Твои родители добивались от меня, чтобы я вернулась к тебе, чтобы я поговорила с тобой откровенно. Но я не могу сделать это, иначе может прозвучать что-нибудь, от чего я сойду с ума. Ты можешь своей лаской удержать меня, а я должна уехать, пока не потеряла разум.
Ты же видишь, милый, я уже стала наполовину безумна, живя в этом доме, в этом ужасном, ненавистном мне доме, который обманывает своей роскошью. Я часто лежу в своей одинокой кровати и мечтаю о балете. Я слышу звуки музыки, она все время звучит в моем воображении. Я должна вернуться туда, к этой музыке. Я знаю, что это эгоистично и жестоко, но прости меня, если можешь.
Прошу тебя, не говори дурного обо мне нашим детям, когда они вырастут и начнут спрашивать о своей матери. У тебя есть все основания ненавидеть меня, потому что я предала и тебя, и детей. Но молю тебя, не надо меня ненавидеть, и пусть дети думают обо мне хорошо.
Вспоминай меня такой, какой я была в наши молодые и счастливые годы, когда мы были хозяевами своей жизни.
Не вини ни в чем ни себя самого, ни кого-либо другого. В том, что я наделала, виновата лишь я одна. Считай, что я не приспособлена к жизни; я никогда не жила реальностью – и не смогу. Я не могу глядеть в глаза жестокостям этой жизни, которая разбивает мечты и уничтожает людей. Считай, что я – просто фантазия, созданная твоим и моим воображением, и тогда ты легче смиришься с моим уходом.
Прощай, моя любовь, моя первая прекрасная любовь и, к сожалению, единственная искренняя любовь. Желаю тебе найти такую же редкую женщину, как твоя мать. Она – единственная, кто в силах примирить тебя с реальностью, пусть даже и жестокой. К сожалению, Бог не наградил меня такой же матерью, как твоя.
С любовью и раскаянием,
твоя Мел.Листок выпал из моих рук и, кружась, опустился на пол. Мы с Джори оба смотрели на него таким грустным и таким безнадежным взглядом.
– Ну вот и кончено, мама, – безжизненным голосом проговорил он. – То, что началось, когда мне было двенадцать лет, а ей одиннадцать, – кончено. Я построил всю мою жизнь вокруг нее, предполагая вместе дожить до старости. Я отдал ей лучшее, что мог предложить, но ей этого было недостаточно, потому что волшебная сказка кончилась.
Я хотела сказать ему, что Мелоди не осталась бы с ним и в том случае, если бы он продолжал танцевать. Теперь это было ясно. Ее натура отвергала непонятную ей способность жить, несмотря ни на что, и оставаться человеком.
Нет, подумала я, это несправедливо. Говорить ему это – жестоко.