Семена прошлого

– Мама, все книги только и пишут что о сексе! Нигде в книгах ничего не сказано о любви. Между прочим, большинство психиатров говорят, что такого понятия, как «любовь», вообще не существует. И ты сама никогда не объясняла мне, что это за любовь такая. Я даже не знаю, существует ли она. Я думаю, что секс в моем возрасте так же необходим, как вода и пища, а любовь – не что иное, как возбуждение. Это означает, очевидно, что твое сердце сильно бьется, пульс ускоряется, кровь бурлит, а дыхание учащается… Но тогда эта самая любовь – не более чем природная потребность, а секс ничем не хуже, чем желание поспать. Так что, несмотря на твои старомодные идеалы, я все равно не вижу ничего дурного в том, чтобы уступить, если парень упрашивает тебя. Да, и не смотри так на меня! Виктор хотел меня, а я – его! Он не заставлял меня, не насиловал. Да, я хотела того же, что и он, и позволила ему сделать это!

Она вскочила и посмотрела на меня в упор голубыми глазами:

– Ну что ж ты?! Давай назови меня грешницей, как называет Барт! Кричи, говори, чтобы я убиралась; грози, что я попаду в ад! Я поверю тебе не больше, чем я верю ему. Если все это так, тогда девяносто девять процентов людей – грешники и им дорога в ад, включая тебя и твоего брата!

Потрясенная и оскорбленная до глубины души, я не смогла ничего сказать и вышла.

* * *

Проходили чудесные летние дни, а Синди все дулась на меня, на Барта, даже на Криса, запершись в своей комнате. Если к столу выходили Барт или Джоэл, она отказывалась есть. Она даже перестала принимать душ по нескольку раз в день. Ее волосы стали такими же тусклыми, как у Мелоди в ее последние несчастливые месяцы в нашем доме; и, казалось, она встала на тот же путь забвения всех нас, что и Мелоди. Однако даже горечь ее положения не отняла у нее огня и красоты, и ее глаза все еще блестели, а сама она была все так же хороша.

– Ты добьешься лишь того, что станешь чувствовать себя несчастной, – сказала я ей однажды, войдя в ее комнату и увидев, как она поспешно выключает телевизор.

В ее комнатах было все, что может пожелать молодая женщина, всевозможные предметы роскоши, исключая лишь телефон, но Синди будто стремилась доказать всем, что ей в жизни не остается ничего, кроме единственного удовольствия – смотреть телевизор.

Она сидела на кровати, с обидой глядя на меня.

– Отпусти меня, мама! Пойди к Барту, скажи ему, что я уезжаю и никогда больше не потревожу его. Я никогда не вернусь в этот дом! Никогда!

– Куда ты уедешь, Синди, и чем ты будешь заниматься? – спросила я, опасаясь, что однажды она тайком убежит и мы никогда больше не узнаем о ней.

Денег у нее было самое большее на две недели.

– Я буду жить так, как хочу! – закричала она. По ее бледному лицу, уже потерявшему красивый летний загар, потекли слезы жалости к самой себе. – Ты и отец всегда были щедрыми ко мне, поэтому у меня не будет необходимости торговать собой за деньги, если это то, о чем ты думаешь. Но именно сейчас мне хочется этого. Я теперь ощущаю себя именно такой, какой Барт не хотел меня видеть и от чего он меня предостерегал. Так пусть он торжествует!

– Нет уж, тогда оставайся в этих комнатах до тех пор, пока ты не ощутишь себя такой, какой я хочу, чтобы ты была. И только тогда, когда ты сможешь разговаривать со мной уважительно, без крика, и принять здравое решение о том, что ты намереваешься делать в этой жизни, – только тогда я помогу тебе уехать из этого дома.

– Мама! – с рыданиями бросилась она ко мне. – Я не могу выдержать твоей ненависти! Я же не виновата, что люблю парней, а они – меня! Я была бы рада хранить и беречь себя для некоего прекрасного принца, но я никогда его не встречала в жизни! Когда я отказываю парням, то они просто идут к другой девушке, которая не откажет. Как тебе это удалось, мама? Как ты удерживала всех этих мужчин, что они любили тебя, и только тебя?

Всех этих мужчин? Я не знала, что ответить на это.

Как и все родители, застигнутые врасплох вопросами детей, я постаралась избежать ответа, которого у меня и не было.

– Синди, ты ведь знаешь, что мы с отцом очень любим тебя. Джори тоже. А близнецы улыбаются, как только тебя завидят. Поэтому прежде, чем сделать что-нибудь необдуманное, обсуди это с отцом, с Джори; посвяти нас в свои планы. И если они разумны, мы поможем тебе в их осуществлении.

– А вы не расскажете Барту? – с подозрением спросила она.

– Нет, милая. Барт уже доказал всем нам, что он становится неразумным, как только речь заходит о тебе. С того самого времени, как ты вошла в нашу семью, он оскорблял тебя, но и теперь я не вижу значительных изменений. Что касается Джоэла, он мне не нравится так же, как и тебе, и он не имеет права обсуждать твое будущее.

Она обняла меня за шею:

– Ах, мама, прости меня, я наговорила столько глупостей и плохих слов! Мне хотелось кого-нибудь обидеть так же, как Барт обидел меня. Спаси меня от Барта, мама! Помоги мне, пожалуйста!