Боже, какой сложный человек вырос из моего маленького ранимого Барта: противоречивый, вечно комплексующий, дерзкий и неуверенный одновременно…
Синди написала нам, как проходят ее летние дни в театральной школе: «Мы участвуем в настоящих спектаклях, мама, и мне очень все нравится. Я в восторге от своей новой жизни».
Мне очень не хватало Синди в эти летние дни. Мы плавали и в озере, и в нашем бассейне, и близнецы наслаждались всеми прелестями познания природы. У них прорезались первые зубы, и они весьма быстро ползали. Ничто не ускользало от их внимания и от их маленьких жадных ручонок. Белый пушок на их головах постепенно превращался в кудряшки, щечки загорели на солнце, губки порозовели, а широко открытые голубые невинные глазки жадно поглощали зрительные впечатления.
Мы проживали это чудесное лето бездумно, бессознательно накапливая образы и впечатления, как фотографии в альбоме, на которые посмотришь – и нахлынут воспоминания. Фотографировали тремя камерами: Крис, Джори и я, ловя каждый интересный момент из жизни наших обожаемых близнецов. Они же любили наши прогулки, каждая из которых сулила что-то новое: распустившийся цветок, незнакомый запах, утки или гуси, появившиеся вдруг в нашем бассейне, за которыми можно «побегать», птички, белки, кролики, наводнявшие наш сад.
Не успела я оглянуться, как лето прошло и на пороге появилась осень. В этом году Джори уже мог насладиться приходом осени и буйством красок природы в горах. Вскоре склоны гор покрылись разноцветным ковром запламеневших листьев.
– Всего год назад я пребывал в аду, – проговорил Джори, задумчиво озирая дали и мельком взглянув на свою руку, на которой больше не было обручального кольца. – Мое бракоразводное дело закончено, а я не ощущаю ничего, кроме усталости. Я потерял свою жену еще в тот день, когда потерял способность двигаться; но я до сих пор жив, наслаждаюсь жизнью даже в этом инвалидном кресле – и оказалось, что жить можно и в таком положении.
Я обняла его:
– И все это благодаря твоей выдержке, Джори, твоей воле. У тебя есть дети, они с тобой, так что твой брак наградил тебя кое-чем. У тебя есть имя в искусстве, не забывай об этом, и, если бы ты захотел, ты мог бы начать вести балетный класс.
– Я не могу оставить на произвол судьбы своих детей, тем более что у них нет матери. – Он с виноватой улыбкой обернулся ко мне. – Конечно, ты им вполне заменила мать, но я хочу, чтобы вы с отцом имели собственную жизнь, не привязанную к маленьким детям.
Смеясь, я взлохматила его темные кудри:
– Какую такую «собственную жизнь», Джори? Мы с Крисом счастливы рядом с нашими детьми и внуками.
Яркие дни листопада становились все холоднее, принося с собой горький запах горелой листвы. Я вставала рано и шла в сад, забирая с собой Джори и близнецов. Они уже пытались стоять, держась за мебель. Дейрдре даже делала неуверенные шаги, смешно расставив ножки и выпятив попку, толстую от подгузников и непромокаемых штанишек. Даррен же вполне удовлетворялся ползанием, в котором он настолько усовершенствовался, что быстро достигал желаемого. Однажды я даже поймала его на высокой парадной лестнице.
В тот прекрасный октябрьский день Джори держал Дейрдре на коленях, и она счастливо подпрыгивала в такт подрагиванию коляски отца. Я шла рядом и держала на руках более сдержанного Даррена. Барт приказал сделать две колеи для свободного проезда коляски, убрать с дороги все корни, что могли повредить ее ходу. Теперь, когда Барт наслаждался своим статусом хозяина Фоксворт-холла, он стал значительно более внимателен и уважителен к Джори.
– Мама, Тони с Бартом – любовники? – внезапно спросил Джори.
– Да, – неохотно признала я.
Тогда Джори произнес нечто несказанно удивившее меня:
– Как странно, что мы, родившиеся в одной семье, волей-неволей связаны всю жизнь, хотя, если бы не кровная связь, не захотели бы встретиться с этим же человеком дважды. Правда?
– Джори, ты ведь не хочешь этим сказать, что очень сильно не любишь Барта?
– А я говорю не о Барте, мама. Он себя ведет в последнее время очень достойно, кстати. Я об этом старике, которого ты именуешь дядей. Я не в силах хорошо к нему относиться. И чем больше я вижу его, тем большее отвращение испытываю. Когда я впервые увидел его, я его пожалел. А теперь я смотрю в его голубые водянистые глаза и вижу в них спрятанную злобу. Он чем-то напоминает мне Джона Эймоса Джексона. Мне кажется, он играет нашими судьбами, мама. Совсем не для того, чтобы иметь что поесть и крышу над головой, нет, у него что-то другое на уме. Сегодня я услышал их разговор. Из того, что я мог расслышать, я понял, что Джоэл требует, чтобы Барт раскрыл Тони свои прошлые психологические проблемы. Особенно Джоэл настаивал на том, чтобы Барт подчеркнул: если он попадет в психиатрическую лечебницу, то лишится всех своих денег. Мама, послушай, нельзя допустить, чтобы он говорил ей это! Если Тони и в самом деле любит его, она примет все его проблемы. Я вижу, что сейчас он вполне нормален и к тому же очень изобретателен в приумножении своего состояния.