Семеныч

Видно по всему, что старик крепко задет за живое... Брошенные им резцы валяются у станка на прежнем месте. Старик поднимает их и несет затачивать. Один он затачивает по-старому, а другой как-то по-иному. Однако в работе они быстро выходят из строя. Первый почти тотчас же, а второй немного позже. Упрямый старик затачивает их вторично, и опять резцы быстро приходят в негодность. Но, видимо, старик уже подметил в их работе что-то полезное для себя. Он долго и тщательно их осматривает. Появляется желание «прочистить мозги» — понюхать табаку. Но какая-то внезапно мелькнувшая в голове мысль заставляет его забыть об этом.

— Стой, стой...

Сунув табакерку в карман, он хватается за резец и почти бегом направляется к точилу. Ему кажется, что если удачная мысль ускользнет, то он уже никогда ее не поймает. Теперь он ведет заточку с учетом предыдущего опыта. Не тонкий конец, а более массивная часть резца должна сначала врезаться в крепкую сталь. Устанавливая резец на станке, он с тревогой спрашивает себя: «А что, если ошибся? Ограничится ли все одной поломкой резца? Может, пострадает и сам станок, на котором я отработал столько лет без поломок?» При одной мысли об этом старику становится не по себе. Но, вспомнив, как он называет про себя, «опасную» работу скоростника Анохина, Семеныч все-таки решается рискнуть, и, еще раз проверив установку резца, он, не снимая руки с выключателя, осторожно пускает строгальный. Из-под резца, синея и дымясь от нагрева, ползет невиданной толщины стружка. Расширенными от волнения глазами старик смотрит на нее. Кажется, вот-вот резец разлетится в куски. Но один проход уже сделан, а резец, сверкая лезвием, стоит, как новый! Семеныч, облегченно вздохнув, отирает с лица пот. Не дав как следует остыть стружке, подхватывает ее и, перекатывая с ладони на ладонь, осматривает.

— Так, так, та-а-ак... пойдет дело, пойде-е-ет...

Он уже смелее включает станок, а сам берется за масленку:

— А ну давай, старый, вывози... Еще маленько... Так, так... Ходом пошло, ходом... Давно бы так-то...

Часа через два штамп был обстроган окончательно.

От такого успеха Семеныч теряется. И, вместо того чтобы снимать готовый штамп со станка, он как-то бестолково топчется на месте. Успокоясь немного, старик осматривается по сторонам и тут только замечает подошедшего парторга. Подняв с попу кусок стружки, тот с интересом рассматривает ее.

— Ты что это, Михаил Трофимыч, аль диковинку какую нашел?

Парторг прикидывает на руке вес стружки...

— Да вот гляжу, больно уж стружечка у тебя увесистая!

Семеныч лукаво прищуривается:

— А что, разве нельзя?

— Очень даже можно... Только вот мне непонятно, как ты исхитрился?

— С перепугу это я...

— Ты все шутишь, старина, а я серьезно....

— А я-то что же, смеюсь, что ли? Обещали комсомольцы в газете пропечатать? Обещали! Скорости, видишь ты, у меня, у старого черта, маловато... Ну, я и тово...

— Не слыхал я что-то про это...

— Станут они тебя спрашивать! Сами с усами!

— И давно ты так приладился?

— Да вот штампик, как видишь, отделал...

— И все молчком?

— А чего орать? Сперва работу покажи, а потом и людей вводи в раж!.. Так я понимаю...

Семеныч усмехается. Он снимает со станка штамп и проделывает это так усердно, будто ничто другое на свете не занимает его. Однако это не мешает ему заметить, что парторг, уходя, кладет себе в карман кусок стружки, которую он до этого с таким интересом рассматривал.

Получив отметку контролера, что работа принята, Семеныч подходит к мастеру.

— Ты что? — спрашивает тот. — Все упрямишься? Резцы никак не найдешь?

— А на кой они мне прах? Без них обошелся...

— Ну, вот видишь, а шумел, — наставительно выговаривает мастер. — Ну, а ко мне зачем пришел?

— А то и пришел, что кончил!..

Семеныч отводит глаза в сторону, а сам искоса наблюдает, какое впечатление произвели его слова.

— Что кончил?

— Что, что!.. Работу, конечно....

— Как? Всю?!

— Ну, известно, всю!

На момент взгляды их встречаются.

— Постой... Да ты шутишь, что ли? — недоумевает мастер. — Я помню, там расценок — тридцать часов?..

— Был, да сплыл!..

— Нет, нет... — мастер встает из-за стола. — Ты мне что-то загибаешь, старик! Не вредно будет и взглянуть...

Он идет следом за Семенычем. Озадаченно рассматривает готовый штамп на полу. Как бы не доверяя глазам, легонько проводит по нему рукой.

— И обстроган прилично!

— Прилично!.. — вскипает Семеныч. — А ты мою плохую работу когда видал?

— Нет, ты там как хочешь, старик: обижайся, не обижайся, — говорит мастер, — а ты все-таки мудрец! Ей богу! И, главное дело, все втихую... Гляди ты, какая стружка! Мудрец и есть!

Однако начать новую работу Семенычу так и не удается. Он еле успевает установить ее на станке, как его вызывает начальник.

— И зачем я ему понадобился? — с напускным удивлением говорит старик. — Только от работы отрывают!