Приближался Михайлов день, и братьям захотелось на славу отпраздновать его. Они снарядили в город воз товару, чтобы на вырученные деньги накупить разной праздничной снеди: рому, бутылочного пива, миног, селедок и булок. Прохладным сентябрьским утром братья усердно суетились и хлопотали вокруг телеги, поднимали и укладывали мешки, прихватывали их веревками, завязывая крепкие узлы. Все шло на диво быстро и легко, потому что каждый из братьев, кроме Лаури, выпил перед этим добрую чарку водки.
Вскоре все было уложено, в оглобли запрягли старую Валко, и телега, нагруженная бочкой ржи и жбаном с водкой, покатилась. Симеони и Эро отправились с возом в Хяменлинну. А в избе продолжалось шумное веселье, ковш ходил по кругу, и день пролетал за днем. Минула неделя, началась вторая, однако путешественники все не возвращались. Братья терялись в догадках; наступил уже десятый день, но о Симеони и Эро по-прежнему не было ни слуху ни духу.
Взошло солнце. Веселье в избе разгорелось вовсю. Каждый хвалился своей силой, и потому раздавалось немало сильных выражений. Только Лаури сидел молча в своем углу, выстругивая из березы ружейное ложе. А братья все выхвалялись: «Не парень, а самосад, вот какой крепкий!», «Коль такой молодец ударит — задерешь пятки к небу!», «Помните ли, братцы, как ловко съездил этот кулак по скуле Антти Колистину! Даже земля загудела и небо дрогнуло, когда свалился здоровенный парень!» Братья хвалились наперебой, а в промежутках отхлебывали из ковша прозрачную влагу. Но вдруг между Юхани и Тимо вспыхнула ссора, и старший брат совершенно вышел из себя, потому что Тимо на сей раз вовсе не желал идти на уступки и дерзко спорил, осыпая противника поговорками, библейскими изречениями и весьма сомнительными сравнениями. От такого в Юхани вскипела желчь, глаза засверкали, и он, внезапно замолчав, ринулся на упрямого брата, как разъяренный медведь. Тимо пустился наутек. В одной рубахе выбежал он на поляну, за ним Юхани в таком же наряде. Уже в нескольких шагах от порога преследователь остановился, но Тимо, думая, что рассвирепевший брат все еще гонится за ним, продолжал без оглядки бежать по усеянной пнями поляне. А потом ему почудилось, что противник вот-вот уже вцепится ногтями в его загривок, и он раскрыл рот и истошно взревел и только после этого оглянулся. Глаза его расширились от изумления: Юхани стоял далеко, почти рядом с крыльцом, и, почесывая затылок, смотрел на двух жалких путников, которые медленно приближались со стороны леса. Остальные братья, красные, точно из бани, тоже выскочили на двор, собираясь мирить поссорившихся. Но вскоре взоры всех обратились на Симеони и Эро, которые наконец-таки возвращались из своей поездки. Но в каком плачевном виде!
Валко, от которой остались только кожа да кости, едва передвигала ноги; ее поникшая голова болталась между передними ногами, а печально отвисшая нижняя губа чуть не волочилась по земле. Седоки выглядели не лучше. С перемазанными лицами и в грязной одежде, они, пригорюнившись, сидели на телеге, как две вороны под дождем. У Симеони украли шапку, у Эро — носки и сапоги; и денег уцелело только шесть копеек, да и то потому, что они застряли в жилетном кармане Эро, о чем он и не знал; там же, в кармане, нашелся один замусоленный пряник. Где и как они промотали выручку за воз? Вся она пошла на вино и булки в Хяменлинне. И вот теперь они подъезжали к дому с пустыми руками и больной с похмелья головой. Изумленно, молча глядели остальные на их приближение, и Эро с Симеони прочли в этих взглядах свой страшный приговор. И Симеони решил, что лучше удрать, пока не поздно. Соскочив с телеги и оставив брата и лошадь, он скрылся в лесу. Эро подумывал о том же, но надеялся как-нибудь оправдаться и доказать братьям свою полную невиновность. С этой надеждой он и двинулся дальше.