Семеро против Ривза

Мистер Филбой взялся за шестнадцатый век и вывернул наизнанку все исторические события так, чтобы они могли служить нужным ему целям, а внимавшему ему мистеру Ривзу казалось, что его морально, так сказать, поджаривают на медленном огне. Когда мистер Роберт осмелился подвергнуть сомнениям оценку преступлений Борджа, данную мистером Филбоем, тот нокаутировал его Грегоровиусом, хотя отлично понимал, что ученый немец был бы целиком на стороне мистера Роберта, — просто мистер Филбой сделал ставку на то, что мистер Роберт не читал его книги, в чем и не ошибся. Мистер Ривз, как в дурмане, дивился про себя, о чем это они спорят.

Снова вперед вырвался синьор Пайдерини, пустившись с омерзительными подробностями и преувеличениями пересказывать скандальную газетную хронику современной Венеции и заставляя мистера Ривза содрогаться в нравственных корчах. Но мистер Филбой остался невозмутим:

— Да что в этом особенного? — сказал он. — Не вижу решительно ничего драматического во всех этих выхолощенных физиологических актах, интересующих разве что психоаналитиков. Вся их пряность существует только в твоем грязном итальянском мозгу. Для нас, так же как и для героев этих событий, все это не больше, чем порхание бабочек или кружение ласточек в небе. Единственное, что делает секс неотвратимо привлекательным, — это отождествление его с грехом. Бодлер, к примеру, убедив себя в том, что любовь — грех, что женщина — исчадие ада, а сам он в своей якобы ужасной порочности — прямое порождение дьявола, извлекал из этого огромное наслаждение. Суинберн, этот архиплагиатор прошлого столетия, подхватил эту идею и популяризировал ее, приспособив к ритму жизни на океанской волне. Но все эти красивые пороки отошли в прошлое вместе с девятнадцатым веком. Ни один интеллигентный человек в наши дни не верит ни в какой грех, и плевать он хотел на поведение своего ближнего. Исключение из этого правила составляют только обездоленные старые девы, обоего пола, коих не так уж много…

Как это они могут столько болтать, думал мистер Ривз, сокрушенно подсчитывая про себя, сколько часов его новообретенной свободы потрачено им впустую — на бессмысленное восприятие ухом чьих-то голосов; неужто они не умеют ничего другого, как сидеть и болтать? Мистер Филбой в это время прервал свои разглагольствования и на венецианском диалекте вступил в оживленные переговоры с мальчишкой-рассыльным, в результате чего мальчишка, ухмыляясь, принес пачку сигарет. Воспользовавшись передышкой, мистер Роберт перешел к истинной цели этой встречи. Торжественно откашлявшись, он выудил из кармана какие-то бумаги, разложил их на столе и произнес:

— Мне кажется, сейчас наиболее подходящий момент поставить мистера Ривза в известность о нашем замечательном проекте.

Остальные двое мгновенно замолчали и впервые за весь вечер стали напряженно слушать мистера Роберта, не сводя при этом внимательного взгляда с мистера Ривза.

— Будучи человеком высокоинтеллигентным, — плавно начал мистер Роберт, — вы, конечно, не могли не заметить, что в Англии не издается ни одного мало-мальски стоящего литературного обозрения. И готов поручиться, что в ныне существующие вы никогда не заглядываете.

Мистер Ривз, который уже немного хватил лишнего, кивнул и заморгал глазами, как сова. Он, само собою разумеется, никогда не читал литературных обозрений.

— Даже в голову не приходило, — сказал он, слегка заплетающимся языком.

— Ну, понятно, — согласился мистер Роберт. — Поскольку у вас нет непосредственной заинтересованности в творениях лите-ату-у-ы и культу-у-ы, а скорее вы заинтересованы в интеллектуальном, так сказать, их поощрении, то, естественно, вы никогда и не задумывались над тем, что этот прискорбный недостаток может быть восполнен. — Мистер Роберт откашлялся. — Широкая ваша популярность как мецената искусств распространилась столь далеко, мистер Ривз, что достигла уже Венеции. Нам известно, с каким поразительным вкусом и незаурядной щедростью вы посвящаете ваш культу-у-ный досуг, так же как и ваши средства, искусству, способствуя процветанию живописи, музыки, созданию художественного интерьера. Мы никак не можем возроптать на эту вашу благородную приверженность делу наших единокровных братьев — художников и музыкантов, ибо все музы — сестры, но цель сегодняшней приятной встречи — дать нашему знаменитому другу Филбою да-аго-ценную возможность познакомиться с самым бескорыстным покровителем искусств нашего времени, а также, воспользовавшись предложением Филбоя, привлечь ваше внимание к плачевному состоянию этой несчастной золушки от искусства — лите-а-ту-у-ного обозрения!