Читаем Семеро против Ривза полностью

Его познакомили с извивающимися молодыми людьми, которые занимались живописью, и с грузными молодыми людьми, которые занимались танцами, и с хриплоголосыми молодыми людьми, которые занимались пением. Но что они писали, где танцевали и как пели, мистеру Ривзу так и не удалось узнать. Особенно же потрясла его плоскогрудая молодая особа в розовом платье, которая выглядела этаким заморышем, впервые вывезенным в свет, а оказалась весьма сведущей особой, прочитавшей ему целую лекцию о современных противозачаточных методах. Она дала мистеру Ривзу понять, что приняла на себя миссию по их распространению. Если все всегда и повсюду будут безукоснительно пользоваться противозачаточными средствами, это приведет к улучшению человеческой породы и, следовательно, разрешит все проблемы. Тогда мистер Ривз спросил с самым невинным видом, а не улучшится ли человеческая порода, если ее вообще истребить, и был тотчас вычеркнут из списка знакомых, как ханжа и реакционер.

Познакомился он и с другими людьми, но уже не в силах был ни на что реагировать…


С большим трудом взяв себя в руки, мистер Ривз включил первую, потом вторую скорость и, думая о чем-то своем, тем не менее осторожно повел машину. Он чувствовал, как его накрахмаленный воротничок обмяк и сморщился сзади на шее, а рубашка прилипла к спине, — совсем как если бы он играл в регби и раз десять попадал в общую свалку. Он мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до Мэрвуда, принять ванну и не торопясь выпить виски…

— До чего же интересный был вечер, — решила прощупать почву миссис Ривз. — Столько знаменитостей!

— Угу, — изрек мистер Ривз, не решаясь вдаваться в комментарии.

— Ужасно обидно, что ты потратил столько времени на эту вульгарную американку…

— Угу.

— Но я получила несколько приглашений для нас обоих. И если ты будешь благоразумен, мы сможем поближе сойтись со всеми этими прелестными людьми, с людьми настоящими.

— Угу.

Не добившись от своего супруга ничего, кроме междометий, миссис Ривз наконец умолкла. А мистер Ривз с поистине сверхъестественной точностью следовал намеченным курсом. Казалось, он задался целью выбросить все посторонние мысли из головы, показывая высокий класс автомобилизма. И только подъезжая к дому, он заговорил.

— Послушай, Джейн, — сказал вдруг он.

— Да, душа моя?

— А которая была герцогиня? Я что-то не приметил.

— О-о, — в великом замешательстве произнесла миссис Ривз. — Герцогиня? О, это вышло так обидно. В последнюю минуту она сообщила, что неотложные дела…

— Угу, — изрек мистер Ривз.

И хихикнул — но тихонько, про себя.

ЧЕТЫРЕ

В то утро, сидя в своем кабинете, мистер Ривз вдруг опустил газету и задумался. Потом он так и называл это про себя: «то утро». Ничего особо примечательного в слове «задумался», конечно, нет. Ведь мистер Ривз всю жизнь о чем-то думал, только вот глубоко не задумывался. Не было времени.

Однако именно Время побудило его задуматься. Он пытался осмыслить рецензию на новую книгу о теории относительности. «Не по зубам мне это, — смиренно подумал он. — Жаль, что не получил я настоящего образования: как, должно быть, здорово разбираться во всем этом. „Время — это четвертое измерение“. Звучит куда как просто, а вот что это значит

И тут мистер Ривз впервые в жизни задал себе вполне естественный вопрос: «А что же такое Время?» Сутки и их подразделения, размышлял он, измеряются оборотом Земли вокруг своей оси. А год измеряется оборотом Земли вокруг Солнца. Но движения-то это разные, с изумлением подумал мистер Ривз. «Так вот почему в конце каждого года остается кусочек дня, который переходит на следующий! Как-то никогда над этим не задумывался!» Мистер Ривз был страшно горд своим открытием.

«Значит, время определяется соотносительным вращением Земли и Солнца. (Он сказал „соотносительным“, ибо только что прочел об этом в книге.) Но ко мне-то какое это имеет отношение? Почему мое тело сейчас „старее“, чем тысячу земных оборотов назад? Должно быть, существует особое времяисчисление — свое для дерева и свое для человека. Для каждого — свое. Например, времяисчисление Ривза». И мистер Ривз улыбнулся. «Сколько там показывает твоя диафрагма, Ривз?» Нет, в самом деле, говорим же мы: «Такой-то выглядит старовато для своего возраста», или: «А такой-то держится удивительно молодо». Ну, а я, по времяисчислению Ривза, стар или молод?»

Больше мистер Ривз не выдержал и сдался. Надо будет спросить доктора. Всю жизнь был рабом времени, исчисляемого по вращению Солнца и Луны. Пробуждение — ровно в семь тридцать; поезд — ровно в девять ноль пять; работа — ровно в десять; ленч — ровно в час; снова работа — ровно в два тридцать; уход с работы — ровно в шесть; обед — ровно в семь тридцать; отход ко сну — в разное время, уже без особой точности. Раз навсегда заведенный порядок — рутина. Вот что это такое. Жизнь разрезана на кусочки, и кусочки эти следуют друг за другом в непрерывном круговороте. Может, потому она и бежит так быстро?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза