Семеро против Ривза

— Да, расходятся ее книги не слишком бойко, не слишком, — снисходительно произнес мистер Фэддимен-Фиш. — Но есть такие книготорговцы, которые положительно на ней помешаны, говорят, что она очень хорошо идет в предместьях.

— Хм, в предместьях, — фыркнула мисс Бэрден.

— В предместьях? — эхом повторила миссис Фэддимен-Фиш, как спросил бы сноб, не поняв значения вульгарного слова.

Тут словно прорвалась плотина, и на слушателей хлынул поток скандальных и не слишком достоверных историй из жизни различных писателей, которые, как оказалось, вроде бы все принадлежали к числу близких друзей Фэддимен-Фишей. Зато произведений их почти не касались, разве что кто-нибудь изрекал, например, такое глубоко продуманное суждение: «Его последняя книга — нечто совершенно немыслимое», или: «Ну, а мне показалось, что она не так нестерпимо скучна, как остальные». А мистер Фэддимен-Фиш время от времени вставлял: «Она хорошо идет, учтите, хорошо идет», явно не желая давать в обиду книготорговлю. Миссис Ривз застенчиво упомянула имя Д.-Г. Лоуренса: она недавно прочитала такую странную книгу о нем.

— Но он же умер! — заметил мистер Фэддимен-Фиш, до крайности удивляясь услышанному. — Книги его в дешевом издании расходятся, конечно, вовсю, но он уже не имеет никакого значения: он же умер.

Вот так-то.

И они перешли к обсуждению книг, которые им были по душе. Энси знал одного молодого человека, «совершенно очаровательного, дорогая», который выпустил книгу о вышивании: «вы непременно должны ее прочесть, это поразительное произведение». У мисс Бэрден оказался двоюродный брат, молодой человек, только что окончивший университет, который пишет стихи — «прелестнее я ничего не читала», но эти идиоты издатели не желают даже взглянуть на них. Миссис Фэддимен-Фиш восторгалась книгой о Гитлере, написанной бывшим моряком, «принадлежащим к одной из наших самых родовитых семей»; но мистер Фэддимен-Фиш считал, что это книга посредственная: не раскупают. Он был всецело за роман, написанный одной молодой женщиной, — «вот кому надо дать Нобелевскую премию». Миссис Фэддимен-Фиш тотчас, вся исходя желчью, набросилась на роман, — а вернее, на молодую женщину.

Мистер Ривз не без чувства неловкости слушал все это и удивлялся. Зачем они выливают здесь эти ушаты грязи? Где же он был столько лет и почему до сих пор не знал, какие на самом деле мерзкие существа эти известные писатели? И почему те, о которых он слышал, такие низкие люди, а те, о ком никто не слышал, — такие замечательные?

Но у него не было времени поразмыслить над этой странной проблемой, ибо дамы удалились, и ему пришлось заняться портвейном. Он чувствовал, как в нем закипает раздражение всякий раз, когда взгляд его падал на темные галстуки мужчин, и он представлял себе, до чего же глупо выглядит он во фраке. Мистер Фэддимен-Фиш, налив себе портвейна, передал графин Энси.

— Минуточку, минуточку, — залопотал Энси, перед которым еще стояла полная рюмка, ибо он отказался отдать ее Эстер. — Я сначала допью этот дивный кларет.

Мистер Ривз, только было отхлебнувший портвейна, поперхнулся и отчаянно раскашлялся в салфетку. Кларет!…

— Извините, — еле выдохнул он, — портвейн не в то горло попал.

Мистер Фэддимен-Фиш с сосредоточенным видом заговорил о делах. Что ж, положение у него складывается не слишком блестяще, но ведь могло быть и хуже. Он считал, что торговля может снова стать на ноги только при одном условии — если уменьшат на шиллинг подоходный налог. Мистер Ривз согласился. Но что тогда будет с вооружением? Мистер Фэддимен-Фиш согласился, что вооружение — оно, конечно, необходимо, на него давно не обращали внимания, но низшие классы вообще отвыкли платить налоги, надо обложить налогом все предметы первой необходимости отечественного производства, за исключением изданий — «естественного средства просвещения нации». Мистер Ривз заметил, что он считал бы правильным облагать пошлиной все импортируемые товары, — только не бумагу, прервал его мистер Фэддимен-Фиш, — но с тем, чтобы облагать пошлиной внутреннюю торговлю, он никак не может согласиться. Энси спросил, а почему бы, собственно, правительству не прекратить платежей по военным займам, — тогда в стране была бы уйма денег. Мистер Фэддимен-Фиш сказал, что это привело бы к разорению вдов и сирот, — родственников у него не было, зато было вложено шестьдесят тысяч в военные займы, — а мистер Ривз пояснил, что это подорвало бы в людях доверие к правительству. Он считал, что слишком много денег уходит на жалованье уайт-холловским бюрократам, — вот где можно было бы навести немалую экономию. Конечно, конечно, — согласились все.

— Просто не могу понять, зачем нам вообще нужны правительственные учреждения, — раздраженно заявил Энси. — Я уверен, что мне от них нет ни малейшей пользы.

— Зато мы выбрасываем на ветер миллионы им на пособия, — сказал мистер Фэддимен-Фиш. — Кстати, позвольте я вам расскажу одну историю, которую на прошлой неделе я слышал в клубе…

Школьники очень остры на язык.