Он искоса бросил взгляд на мистера Ремингтона, желая удостовериться, какое впечатление произвели его слова. Судя по всему, сей джентльмен был глубоко оскорблен. Одна из его книг была принята к изданию одним из университетов Америки, и у мистера Ремингтона в кармане как раз лежало весьма теплое и лестное для него письмо.
— Я положительно не понимаю, почему вы так говорите! — возмущенно воскликнул мистер Ремингтон. — Это совершенно неверно, совершенно. Американские интеллигенты — люди чрезвычайно широких взглядов, и они охотно признают авторитет иностранных коллег, которые того заслуживают. А народ у них — самый цивилизованный в мире, именно потому, что люди благожелательно относятся к Науке.
Мистер Ривз усиленно заморгал глазами. Не могут же оба мудреца быть правы!
— Но, — сказал он, — ведь надо столько всего знать, чтобы разбираться в Науке: мне вот говорили, что и в десяти тысячах книг она не укладывается. Как же людям, вроде меня, занимающимся практической деятельностью, все это узнать?
— Я не вижу в этом необходимости, — сурово ответствовал мистер Ремингтон. — Каждому юнге и кочегару вовсе не обязательно знать, что делает капитан на своем капитанском мостике. Каждому рабочему в доках не обязательно быть судостроителем. Так и в Государстве, управляемом Наукой, каждому гражданину не обязательно быть ученым. Достаточно, если он будет уважать Науку и повиноваться ее законам. Но вот когда какой-нибудь профан, в силу своего невежества, начинает критиковать ее и препятствовать прогрессу — с этим уже мириться нельзя.
Мистер Ривз чувствовал, что его придавили к ногтю. Надо же что-то на это ответить, подумал он, но что? Он сделал слабую попытку сострить.
— Значит, мы должны помалкивать и делать то, что скажут ученые мужи, нравится нам это или нет?
— Безусловно, — величественно заявил мистер Ремингтон.
— Это что-то похоже на тиранию, — слабо возразил мистер Ривз.
— Законы Науки, — непререкаемым тоном заявил мистер Ремингтон, — неумолимы и необратимы, они не признают исключений. Те, кто научится подчиняться им, выживут; те же, кто этому не научится, погибнут.
— А что бывает, когда ученые придерживаются разных точек зрения? — спросил мистер Ривз.
Мистер Ремингтон ответил не сразу. Он напряг память, стараясь вспомнить соответствующее место из заключительной главы собственной книги.
— Благодаря Науке Человек овладел внешним материальным миром, — возгласил он. — Теперь он должен постичь себя и овладеть своим духовным миром. Это способна сделать только Наука, поэтому доблестным пионерам, не жалеющим жизни ради человечества, должна быть оказана всяческая поддержка, как финансовая, так и любая другая. Когда царство Науки утвердится повсюду, перед человечеством откроются многообразные перспективы прочного счастья и неисчислимые возможности для всестороннего приложения своих сил. Не будет больше ни войн, ни болезней, ни бедности, ни тщетной погони за призрачными миражами, не имеющими под собой научной основы, а возможно, не будет даже и Смерти!
Мистер Ривз ничего не сказал. Да и что тут можно было сказать. Свиньи ублаготворенно хрюкали во сне; легкий ветерок бойко шелестел молодыми листочками на деревьях мистера Фэддимен-Фиша. Мысль мистера Ривза снова перескочила на бекон и свинину.
— Смешно даже подумать, сколько поколений свиней поставляло для нашего завтрака бекон, — сказал он, — и так будет вечно.
— В будущем, — презрительно скривил рот мистер Ремингтон, — не будет никаких свиней. Бекон будет производиться синтетически, на химических заводах. Ну, мне пора: надо немножко пописать. Всего хорошего.
— Минуточку! — сказал мистер Ривз. — А что вы думаете об этом мистере Хиггинс Как-Бишь-Его, хороший он музыкант?
— У этого молодого человека вполне определенное видение будущего, — сказал мистер Ремингтон, — он наделает в мире много шума.
Оставшись один, мистер Ривз набил трубку и пошел по аллее прочь от свинарника. В голове у него был полнейший сумбур. Подобно большинству людей, мистер Ривз имел весьма туманное представление о том, чем занимается Наука. С этим словом было связано у него представление о беспредельных и таинственных силах, которые казались ему столь же чудесными, как заклинания знахаря — непросвещенному африканцу; перед его мысленным взором возникали люди в белых халатах и масках, склонившиеся над пробирками или разрезающие живых собак и морских свинок, чтобы обеспечить ему, мистеру Ривзу, исправно действующую канализацию или избавить его от угрозы рака. В основе же всего лежал Моисеев кодекс догматов, известный под названием «Законы Науки».
Резкая разница во мнениях двух ученых мужей подорвала этот идеал мистера Ривза.