Семеро против Ривза

Гиббон упустил из виду сообщить нам, что именно так его изумило. Мистера Ривза изумили многие и разнообразные явления и предметы. Он был изумлен, обнаружив в Венеции немало улиц и площадей, так как всю жизнь находился под впечатлением, что единственным средством коммуникаций в этом городе являются каналы. В то же время, вопреки всякой логике, он испытал наивное изумление, — не без некоторой примеси самодовольства, — когда его доставили с вокзала в отель не на такси, а в гондоле. Правда, это приятное чувство несколько ослабело, лишь только подошло время платить за проезд, ибо мистеру Ривзу не было известно о существовании официального, изготовленного печатным способом тарифа, а если бы даже он о нем и знал, то все равно не смог бы извлечь из него нужную справку, и гондольер, естественно, заломил с этого английского простака непомерную цену. Почти единственным удовольствием, которое мистер Ривз еще получал от жизни в промежутках между принятием пищи, была возможность расплачиваться за различные предметы и услуги, в сущности не доставлявшие ему никакой радости, но все же он сказал миссис Ривз и Марсель, что, кажется, с него содрали многовато. Будем надеяться, что у гондольера хватило хотя бы здравого смысла с толком использовать перепавшую ему добычу.

Мистер Ривз был изумлен царившей в городе тишиной и певучими голосами горожан. Он был изумлен, узнав, что почти все дома на Большом Канале называются дворцами, — по его понятиям, это слово означало нечто среднее между Букингемским дворцом и давно не обитаемым замком «Кристалл». Он был изумлен, найдя у себя в спальне кран с горячей водой. Он был изумлен, заметив, что управляться со спагетти совсем не такая простая задача, и весьма неприятно изумлен качеством вина. Он был изумлен вздыбившимися и покривившимися каменными плитами на площади Святого Марка и поспешил увести оттуда миссис Ривз и Марсель, ибо у него тотчас возникло ошибочное представление, что стоявшие на площади здания могут рухнуть в любую минуту. Он был изумлен, узнав, что такая высокая башня, как Кампанила, была воздвигнута единственно для того, чтобы повесить там колокола, но несколько утешился, когда ему сообщили, что с этого бессмысленного сооружения взорам английских туристов открывается волшебный вид на город. Он был изумлен одеянием карабинеров и чудовищным количеством голубей на площади Святого Марка. Он был изумлен, что в таком большом городе незаметно почти никаких признаков промышленных предприятий. Особенно же сильно был он изумлен, вычитав в своем туристском справочнике, что в старину венецианцы слыли весьма богатыми и предприимчивыми купцами, — слишком уж много денег, по его мнению, было здесь потрачено на пустые украшения. Он был очень изумлен, обнаружив в Венеции несметное количество старинных полотен — больше, как ему казалось, чем во всем мире. Он был изумлен и несколько оскорблен тем, как молодые венецианцы поглядывали на Марсель и даже на миссис Ривз. Он был изумлен и разочарован, не найдя нигде бочоночного пива (за исключением немецкого), а также, само собой разумеется, и никаких площадок для гольфа… И как только люди здесь живут? Он был изумлен, заметив, что большинство венецианцев, с которыми ему приходилось общаться, считают его, по-видимому, за дурака. Он был также слегка изумлен тем, что, как выяснилось, не имел ни малейшего представления ни об истории Венеции, ни об искусстве этого города.

Перечень предметов и обстоятельств, изумивших мистера Ривза, можно было бы продолжить до бесконечности. Он отметил все эти факты, понятно, не сразу и даже не в первые часы своего пребывания в Венеции — они накапливались постепенно. Одновременно, также постепенно, накапливалось и чувство скуки. Помимо принятия пищи, которая, по мнению мистера Ривза, оставляла желать лучшего, Венеция не сулила ему никаких радостей. И вовсе не потому, что он пренебрегал открывшимися перед ним возможностями. Совершенно напротив. Всякое утро, с Бэдекером в руках, мистер Ривз вместе со своими дамами отправлялся осматривать достопримечательности. Перед каждой достопримечательностью, отмеченной в справочнике звездочкой, мистер Ривз останавливался и с похвальным упорством, в духе лучших традиций всех дотошных исследователей, бестолково осматривал, что положено, от начала до конца. Марсель, которая по части искусства знала все, проявляла чрезвычайную придирчивость и раздражала мистера Ривза, с презрением отзываясь о картинах, статуях и зданиях, по заслугам украшенных в справочнике герра Бэдекера звездочкой — а уж кому же, спрашивается, лучше знать, как не герру Бэдекеру. Миссис Ривз неизменно ахала — какая прелесть! — и довольно часто зевала.

Мистер Ривз в надежде рассеять свои недоумения купил «Камни Венеции» Рескина и нашел, что их не так-то легко переварить.