За калиткой открылась сырая роща из кустов сирени, яблонь и рябины. В сумерках среди листвы мерцали садовые фонарики, а с ветки на ветку с жужжанием перелетали красные огоньки — электрические воробьи ловили комаров. Здесь пахло еще ярче: цветами, росой и свежескошенной травой. Друзья сделали пару шагов по дорожке, и деревья расступились. За ними открылась аккуратная лужайка с шезлонгами и фуршетным столиком. Уютно светился добротный каменный коттедж, а перед ним в самом центре лужайки стоял огромный дуб — выше дома, выше яблонь и рябины. В распахнутых окнах второго этажа колыхалась старомодная тюлевая занавеска, и оттуда тихо плыли звуки рояля — Данила мог поклясться, что это не синтезатор и не пианино, а настоящий старинный рояль.
— Нравится? — спросил Арсений, наслаждаясь эффектом.
Рояль смолк, и вскоре на крыльцо вышла миловидная девушка — чуть полноватая, глазастенькая, с немного нескладной фигуркой и птичьим лицом.
— Верочка, знакомься: вот это и есть Данила Винокуров, мой старинный друг и одногруппник.
— Вера, — просто улыбнулась она. — А мы вас ждем!
Данила церемонно шаркнул ботинком по гравию, наклонился, бережно взял ее ладонь и поцеловал. А затем вручил свою хризантему, которую прятал все это время за спиной. Верочка просияла.
— Сеня, в доме будем ужинать или я во дворе накрою? — деловито спросила она мужа.
— Во дворе, конечно, — кивнул Арсений. — Такая погода! А дом гостю еще показать успеем. Ты же сегодня у нас останешься, домой не поедешь?
— Могу остаться… — пожал плечами Данила. — Могу домой пойти. Мой дом в двух шагах стоит.
Остатки гуся серебрились на блюде и выглядели уже не так аппетитно. Арсений успел в лицах рассказать, как они с Верочкой познакомились в самолете — как он догадался, что она тоже музыкант. И хотя история была довольно обычной, Арсений очень смешно изображал незнакомку в соседнем кресле, которая принялась на взлете машинально отстукивать пальцами по подлокотнику «Полет валькирий» Вагнера, и как он опознал ритм, принялся ей дирижировать, и как они потом смеялись. Было ясно, что эту историю он рассказывает не первый раз. Данила лежал в шезлонге, смотрел, прищурясь, через стекло бокала на фонарь, бьющий откуда-то сверху через ветви дуба, и впервые за много лет чувствовал себя по-настоящему дома.
— А почему у тебя табличка на немецком? — спросил он. — Из-за нее я мимо прошел.
— У нас как-то гостил мой учитель, скрипач-немец, — объяснила Верочка с улыбкой, — он увлекается резьбой по дереву.
— Скрипач? — изумился Данила. — И руки ему не жалко портить?
Арсений пожал плечами:
— Руки портятся только без работы. Мой прадед на этом самом участке и лопатой махал, и дрова пилил, и деревья сажал. Видишь дуб столетний? Это его дуб. Он посадил.
— Прадед твой тоже музыкант? — спросил Данила. И удивился внезапно наступившей паузе.
Верочка обернулась. Арсений тоже посмотрел недоверчиво.
— Вообще-то, — тактично заметила Верочка, — Герасим Васильевич Никосовский. Автор «Морской сонаты» и «Олимпийского марша».
Данила замер.
— Так это твой прадед?! — воскликнул он. — Композитор Никосовский?
— А вы, Данила, думали, они просто однофамильцы? — засмеялась Верочка.
— Но… — Данила растерялся. — Так мне сам Арсений сказал еще на первом курсе!
Арсений улыбался во всю физиономию.
— Сенечка у нас скромный, — объяснила Вера. — Или веселый.
— А что ж таблички памятной нет? — спохватился Данила. — Вот же идея для таблички на калитку: «В этом доме жил и работал выдающийся советский композитор Герасим Никосовский»!
— Нет, — Арсений серьезно помотал головой. — Работал он не здесь. И никакого дома тогда еще не было — был сарайчик с лопатами, деревянный сортир и теплицы. Дед здесь огурцы сажал. Обожал в земле возиться, он же из крестьян родом.
Все уважительно помолчали.
— Слушай, а про наших ты что-нибудь знаешь? — спросил Данила.
— Не много, — откликнулся Арсений. — Я ведь и тебя-то случайно нашел — увидел фамилию в сетях и решил написать, вдруг и впрямь ты. А ты легок на подъем оказался — взял и приехал в гости.
— Я вообще легок стал, — улыбнулся Данила. — Работа такая. Так, значит, ни с кем из наших не общаешься? Жаль. Хороший курс был у нас.
— Про некоторых знаю, — кивнул Арсений. — Ленку помнишь? Сейчас она где-то в Австралии, танцевальные фестивали организует. Кулебякин музыку бросил, он теперь фермер. Арбузы выращивает, у него бахча в Краснодаре.
— Митька Кулебякин? Фермер в Краснодаре? — изумился Данила. — Обалдеть! Кому нужны выращенные арбузы, если сейчас все из синтезаторов идет?
Арсений пожал плечами.
— Ну, в синтезатор надо сперва образец положить, — резонно заметил он, — а потом уж дублируй, сколько хочешь. Вот он эти эталонные арбузы каждый год и выращивает.
— Обалдеть, — повторил Данила. — Чушь какая-то. Арбузы. Краснодар. Вот уж не предполагал, что Митька музыку забросит. Он же бредил музыкой, чуть ли не спал на клавишах!
Арсений вздохнул и поморщился.
— Там не так просто, — объяснил он неохотно. — Митька руку потерял… Ну, не всю руку — большой палец. Арбузы выращивать не мешает, а вот для пианиста, сам понимаешь…