Семья

Деревенский парень из Голландии
Как-то приехал в город.
Он увидел, как что-то текло из дырки
И начал орать: — Эй-эй-эй! —
Он сунул туда свой палец
И засунул его очень глубоко.
Он все его засовывал и засовывал, пока ему не стало больно.
Он засунул его в плотину и пел все время…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…
Считай… считай… деревенский парень.
Эй, деревенский парень, расскажи мне, на что это все похоже.
Эй, деревенский парень, чей палец засунут в плотину.
Пой…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…

Типпи закрыла за собой дверь и пошла обратно по коридору. Теперь он не качался у нее под ногами, но на выложенном плитками полу были какие-то трещины и странные волны. Под ней все колебалось. Ее губа продолжала чесаться там, куда ударил Билли Бинбэг.

Она, словно слепая, врезалась в дверь своего офиса, и та открылась под нажимом ее груди. Она присела на кончик стола и уставилась в пол, крутящийся под ногами, потом она села в кресло и вскрыла следующее письмо.

«Дорогой Билли Бинбэг, — начиналось письмо, написанное корявым почерком. — Я тебя люблю, радость ты моя! Я тебя обожаю, дорогой мой, ты принадлежишь мне. Я молюсь о тебе день и ночь в своей келье, и я…»

Чернила расплылись огромной кляксой. Все вокруг потемнело. Она услышала лишь небольшой шум, когда ее подбородок коснулся стола, ударившись о поверхность. Послышался шум какой-то струи, как будто лилась кровь из мертвого сердца цыпленка или какой-то другой птицы. А потом наступила тишина и темнота.

Глава сорок шестая

На Пятой авеню за огромными окнами офиса Палмера постепенно темнело. Палмер стоял, наблюдая, как текут потоки машин, как они сливаются воедино и рывками двигаются вперед, собираются вместе и застывают без движения, а гудки и сигналы разрывают на куски мир и тишину вечера.

Он медленно вернулся к столу. Комната была длинной. Он как-то решил, что не станет целый день сидеть за столом, а будет прохаживаться по кабинету и тогда ему, может, удастся с девяти до пяти часов прошагать примерно десять миль.

Он взглянул на кипу бумаг в стопке «исходящие». Это результаты послеобеденного труда. Бумаги заберут через несколько минут, как уже произошло в обеденное время с теми, что он просмотрел утром.

Его корзинка для «входящих» была пуста, что выглядело странно.

В этот момент мисс Зермат вошла в кабинет. Она всегда входила сюда по своей методе — задом. Она не могла сделать иначе — ее руки были всегда полны кипами бумаг, которыми предстояло заниматься ему. Кстати, нужно связаться с этим Спитцером, автором запомнившихся ему теоретических выкладок насчет вышивки бисером.

— Сейчас уже шестой час, мисс Зермат.

Он с ужасом увидел, что она принесла огромное количество новых бумаг, которыми ему предстоит заняться.

— Надеюсь, ничего срочного?

— Самые обычные бумаги, мистер Палмер.

Она все вывалила в корзинку «входящие». Потом забрала «исходящие» и вышла из комнаты. Казалось, она не обратила внимания на реакцию Палмера.

Он снова уселся за стол, хотя и не собирался заниматься новыми поступлениями. Это на завтра. Он хочет пойти домой, поужинать, поговорить с Эдис и детьми, провести спокойный вечер, почитать книгу, рано лечь спать и хорошо выспаться. Его жутко расстроил тот факт, что бисер, которым он должен был назавтра вышивать красивым узором, уже принесен и теперь его придется метать. Но пусть вылежится. Бисера становилось слишком много, стол был завален. Никому нет дела до того, что он устал, что ему надоело работать.

Палмер продолжал сидеть и смотреть на корзинку «входящие». Он взял всю пачку бумаг и красным фломастером прочертил продольную линию. Крохотная красная точка отпечаталась на краю каждой страницы. Потом Палмер вышел из кабинета, быстро прошел вдоль почти пустого коридора. Он разделил все бумаги на пять неравных кучек и оставил каждую из них в разных офисах в корзинах «входящие».

Он вернулся к себе в кабинет, никто не заметил его выходки. Постоял в дверях. Он ждал, чтобы кто-то окликнул его. Чтобы кто-то увидел, как он нагло нарушил выработанную годами систему.