СемьЯ

– Юр, ты замыкающий, – между тем раздавал указания Костя. – Если услышишь три сильных удара – лезем обратно на всех парах. Один удар – всем замереть и не дышать. Два удара – двигаемся дальше. Мил, пусть Валька ползет перед тобой. Если что – хватай ее и волочи следом. Свой рюкзак я потяну сзади, вы можете толкать вперед. Не растягивайтесь по желобу, понятно?

– Понятно, – за всех ответил Юра.

Саша, стиснув зубы, кивнула. Чего толку спорить, когда она все равно не сможет остаться здесь одна. Лицо окаменело, ладони взмокли.

Юра натянуто улыбнулся ей:

– Полезешь за Костей. Не волнуйся, тут недалеко.

– Только не зависай, – буркнула Женя, поняв, что Саша никуда не денется. – Иначе до ночи будем…

– Или вообще застрянем всей толпой, – добавила Мила.

Застрянем. Саша выдохнула и с огромной осторожностью потянула вниз рюкзак, и Юра тут же пришел на помощь. Сломанная рука не просто пылала, будто бы обожженная, но еще и почти не двигалась, подвешенная на перевязи.

Бесполезная Саша. Беспомощная, только и может, что ныть да бояться.

Ненависть к себе кольнула изнутри, но Саша запихала ее поглубже.

– Саш, – окликнула Мила, указав на Костика, который почти уже скрылся в тоннеле. Теперь бродягам был виден только слабый луч его фонаря и дырявые подошвы ботинок.

Саша закусила губу.

– Хватит вошкаться, – скомандовала Мила. – Лезь следом. Ну!

И эта маленькая команда, всего-навсего просьба поторопиться разлилась внутри Сашиной груди горящим пятном нефти. Вроде бы ничего такого Мила и не сказала, да, от напряжения ее слова стали грубоватыми и резкими, но ведь все бродяги такие – наэлектризованные, готовые к любому кошмару…

Только вот на миг в ее голосе Саша услышала материнские нотки. И то, как присевшая Мила торопливо дергала Валюшку, и как сжимала губы, когда девочка не слушалась…

Все это взорвалось в Саше за секунду. Она сама не до конца поняла, как, сузив глаза, выдохнула:

– Ты мне не мать, чтобы приказы раздавать направо и налево. Сейчас подтяну рюкзак и полезу.

– Ого, – хохотнула Женя, одобрительно прищурившись.

Мила вскинула лицо. Пальцы, запутавшиеся в петличках детской куртки, едва ворочались, отекшие и неповоротливые. Рыхлые щеки налились зеленцой, глаза воспаленно вспыхнули, Мила задышала с присвистом.

– Ну, как знаешь, – только и ответила она.

– Прости… – Саша прикусила язык. – Я же не то…

– Быстрее! – полушепотом рявкнул Костя из узкого тоннеля, и Саша поняла, что пора идти.

…Стены давят. Теснота пропитана затхлостью и гниением, воздух застревает в Сашином горле. Кажется, будто впереди жерло до краев заполнено мертвой плотью.

Низкий потолок цепляется за волосы зазубринами и сколами, а Саша пытается не дышать.

Следом за ней ползет Женя, потом Мила с Валей, Егор и Юра. По правде говоря, они – единственная причина, почему Саша все еще карабкается вперед, не позволяя себе поддаться панике. Если бы за плечами остался лишь пустой тоннель, Саша закричала бы и полезла обратно, к слабому свету и едва различимому сквозняку, но бродяги не оставили ей выбора.

И Саша ползет вперед – по сантиметру, по миллиметру, но ползет, стараясь не обращать внимания на Женино пыхтение там, у самых ног.

Жерло вибрирует. Саша чувствует, как бродяги ползут на животах, как подтягиваются руками и отталкиваются ботинками, чувствует, как тоннель оживает от их шорохов и дыхания. Кажется, будто все они протискиваются через чье-то брюхо – на грязном полу остается Костино тепло, ведь он ползет первым. Тепло это робкое, скорее даже выдуманное, но Саша пытается цепляться лишь за него.

Интересно, чувствует ли Женя ее собственное тепло?

Под руками с влажным чавканьем лопаются чьи-то тельца, и омерзительный запах въедается в ноздри.

Личинки. Это жирные, мучнисто-белые личинки – они копошатся по стенам, полу и потолку… Костя давит их своим телом, и под Сашиными руками остается липкая жижа. И редкие уцелевшие…

Тоннель оживает вовсе не от дыхания бродяг, а от личинок, что сплошь усеивают стены. Спокойно, спокойно, это всего лишь мерзкие черви, ничего страшного.

Ползти на животе больно, сломанная рука скребет по полу, и Саша с трудом сдерживает шипение. Она прогибается в пояснице, приподнимает безвольную руку, похожую на культю, изо всех сил толкается ногами и тянет за собой рюкзак, который вот-вот застрянет, вот-вот…

Мысли в бешеной пляске скачут от толстых личинок к сломанной руке, от пульсирующих стен до застрявшего в тоннеле тела.

Сзади хнычет Валя. Мила пытается успокоить ее, но раздражение просачивается в усталый голос. Ладно, они хотя бы ползут следом за Сашей. Уже хорошо.

Дышим. Толкаемся ногами. Тянем рюкзак.

Юра обещал, что тоннель не слишком длинный.

Так почему же Саше все чаще и чаще кажется, будто она попала на бесконечный адов круг, и теперь идет по нему, плывет и ползет, но никогда уже не выберется отсюда? Ее раздавят толстые стены, над которыми тонны и тонны жирной земли, как над гробом, как…

Паника топит Сашу с головой.