СемьЯ

Из глубин тоннеля послышалось пение.

Саша почувствовала, как ноги подгибаются, и если бы не Егор, вынырнувший справа и обхвативший ее за пояс, она наверняка упала бы на пол. Егор держал крепко, надежно.

Пение разлилось снова, чуть ближе, чуть громче. В нем не было слов или нот, нет – просто монотонный вой, разносящийся по мертвым коридорам.

Химера. Это точно химера.

– Чер-рт. Чер-рт. Чер-рт, – Женя бормотала без остановки, и только по этому судорожному звуку Саша догадалась, где она стоит.

– Рано, еще слишком рано… – бормотал Юра. О чем это он?..

– Держитесь друг за друга, – звенящим шепотом скомандовал Костя, прикрывая рот. Его легкие тоже разрывало кашлем, но он держался изо всех сил.

Каждый назвал себя, и судя по дрожащему голосочку, Валю на руки вновь подхватил Юра. Мила стояла неподалеку от Саши, и ее тяжелое дыхание чудилось самым громким звуком в заполоненной дымом комнате.

Саше хотелось нащупать Милину ладонь, но это было невозможно – левая рука висит на груди, а это значит, что Саша будет замыкать вереницу.

Что происходит? Это все-таки дым? Туман? Или, может быть, рай?..

Во рту все горело и пощипывало, глотать с каждой секундой становилось все труднее. Пахло гарью – неужели все-таки пожар?

Завал у дверей расчистили, пока Саша стряхивала с себя остатки тягучего сна. Костя, вставший в начале колонны, рубанул:

– Идем!

– Куда? В огонь?! – Женя, суровая и непробиваемая Женя дрожала так, что волны ее паники доходили и до Саши, крепко вцепившейся в Егорову ладонь. Женин голос чуть отрезвлял – если уж она почти потеряла голову от страха, значит, они и вправду могут погибнуть. Не выбраться.

Саша не верила, что все происходит на самом деле.

– Нет! – рявкнул Костя и прикусил язык, понимая, что неподалеку бродит химера, поет им на разный лад. – Останемся здесь и задохнемся от дыма! Живо, пошли! Ни в коем случае друг друга не отпускать!

Они вышли в коридор, следуя друг за другом по пятам, будто слепцы, скованные одним лишь рукопожатием. Здесь дышать стало чуть легче: дым стелился под потолком и окутывал бродяг бледным саваном, но в нем стало больше воздуха. Тоннель стремительно нагревался.

Бродяги устремились вперед, почти побежали, дыша через раз. Ничего было не разглядеть.

Саша не успела почувствовать, как колонна остановилась, и со всего маху лбом врезалась в Егора. Прижалась к его спине, прошептала едва слышно:

– Прости…

Костя никак не мог понять, куда им идти. Его сомнения чувствовались через цепочку перепуганных людей – стук сердца, рваное дыхание, беспомощность и слабость. Бродяги, замершие посреди опасности, окоченели.

Химера больше не пела. Она молчала и двигалась вперед – казалось, будто мертвое тело волочат по полу, и шорох истлевшей одежды доносится откуда-то справа.

В ту же секунду Егор дернулся влево, и Саша бросилась следом за ним.

Бежать, держась за руки, было тяжело – казалось, легкие вот-вот разорвутся, а последняя целая рука попросту вылетит из сустава. Паника захлестывала – Саша не видела, куда бежит, она то и дело спотыкалась о выступы и неровности, и Егору приходилось тянуть ее следом за собой.

Саша и не подумала бы, что в нем, длинном и худом, столько силы.

Но страшнее всего был даже не дым, коловший битым стеклом в груди, не приближающаяся химера, нет. Страшнее всего было то, что они бежали назад.

Назад. А значит, с каждой секундой, с каждым мгновением этого бега в никуда шансы встретиться с папой таяли на глазах, и Саше хотелось кинуться обратно, только бы выбраться отсюда, только бы успеть… Стоп! Может, ей только кажется, что обратно, а они мчатся вперед? В этом чертовом дыму ничего не видно…

И как мысли о папе вообще прорвались через панику, визгом разносящуюся в голове?

Думай. Не позволяй дыму забиться в голову, вытеснить мысли, ведь глаза и так слипаются, ведь кашель то и дело прорывается наружу, потому что иначе ты упадешь, рухнешь без чувств и вот тогда все кончится.

Беги. Думай и беги.

И Саша бежала.

А потом прямо перед ними взорвалось пение, помноженное на эхо бесконечных коридоров, и показалось, что теперь кричит вообще все: воют стены, орут и поют, восхваляют свою кровавую жертву.

– Назад! – заорал Костя с такой силой, что Саша дрогнула.

Замешкалась. Споткнулась. И повалилась на пол.

Ее рука выскользнула из крепкой ладони, словно густо смазанная маслом – р-раз, и пальцы хватаются за пустоту, за дым, в котором слышно лишь пение.

Саша вскочила, заозиралась по сторонам, пытаясь понять, где она и кто рядом, но ничего не было видно – туман дрожал завесой перед глазами, от кашля сгибало пополам, чужие шаги бухали неподалеку. Саша рванулась вперед, понимая, что промедление здесь смерти подобно, и… ударилась о стену.

Бетонная преграда выросла перед глазами, и если бы не выставленная в последний момент ладонь, то Саша врезалась бы в стену головой. Но здесь же должна быть дорога!

Она шарила ладонью по сторонам и понимала, что потеряла все ориентиры. Кто-то кричал, кто-то бежал, стены пели.