Семья

Она схватила нож и попыталась вытащить его из стола. Ни в какую. Типпи испугалась, нашлась же у нее сила так вогнать нож в стол! Она понимала, что это случайно. В нормальном состоянии она не смогла бы этого сделать. Через несколько секунд она вытащила нож, раскачав его и держась за него двумя руками. Типпи не могла отвести взгляд от глубокой раны в дереве.

Сначала это походило на губы. Тугой ротик, который держал все тайны при себе. Потом рана стала походить на рыбу, которая молчаливой серебряной струйкой плыла по воде. Потом все превратилось во влагалище, напряженное и ждущее, когда же в него вонзится оружие мужчины. Потом рана превратилась в полуприкрытый глаз. Он наблюдал за ней и знал все ее тайные мысли. И наконец — дротик, нацеленный в ее сердце.

На столе зазвонил телефон.

После пятого звонка Типпи заморгала и уставилась на аппарат. Подняла трубку.

— Типпи? — сказал Бен. — Привет.

— Какого хрена, где ты был? — спросила Типпи.

— Задержался после совещания.

— Я отправляюсь к Шону.

— Хорошо, встретимся через…

Бена не стало слышно, Типпи повесила трубку. Она нетвердой походкой пошла к двери комнаты. Типпи сняла пальто с вешалки, висевшей на внутренней стороне двери. Внезапно к ней вернулась способность двигаться. Она надела пальто, одновременно открывая дверь.

Типпи вылетела в коридор из дверей с надписью белыми буквами на черном фоне — «Доркас Типтон».

Она так торопилась, что не обратила внимания на человека в холле. Он стоял у прилавка с сигарами. Следил, как она уезжала, и последовал за ней в другом такси. Потом она вспомнила, что где-то видела его раньше. Но в тот момент она не обратила на него внимания.

Она это сделает позже.

Глава тридцать вторая

Бен помедлил, потом положил трубку на место. Он быстро осмотрелся в офисе, который компания «Даунтаун: ипотека и облигации» выделила для клиентов. Как и все остальные офисы, это была абсолютно ничем не примечательная комната. В ней не было никакой индивидуальности — обычная стандартная мебель и окно, выходившее на типично нью-йоркский пейзаж: кирпичная стена на расстоянии двадцати футов.

Бен посмотрел на часы. Она раньше его приедет к Шону, и, когда Бен там появится, она будет в жуткой ярости.

Бена волновала ее ярость, так как основной причиной ее был сексуальный голод. У него никогда не было женщины, чье основное желание было настолько обнаженным, что его мог заметить даже случайный наблюдатель. С первой встречи она никогда не притворялась. Типпи сразу показала ему, что главной целью встреч для нее был оргазм.

Эту цель она преследовала методами, поначалу смущавшими Бена. Ему иногда было неприятно, и его пугало, как методы эти лишали его тело намеков на какую-то тайну. Позже — они уже встречались вторую неделю — он научился принимать то, что она делала с ним, и постепенно ему это даже начало нравиться. Она полностью перехватила у него инициативу, могла возбуждать его неоднократно и потом доводила акт до конца самыми разными способами, ведь она стремилась только к этому. Бену начинала нравиться его пассивная роль.

Бен понимал, что как только Типпи утвердила свое место сексуального лидера в их отношениях, для нее пропало чувство новизны и волнения в их отношениях. Ее техника становилась все грубее и жестче. Он возвращался домой к Розали последние дни с царапинами и следами укусов на теле, которые он не мог объяснить своей жене. Аппетиты Типпи, как понял Бен, начали слегка отходить от желания достичь сногсшибательного оргазма. Ей теперь больше нравилось физически третировать его.

Бен кое-что знал об этом своеобразном состоянии. Год назад, когда он встречался с другой блондинкой Шона, с длинными ногами и по имени Элфи, он очутился в совершенно ином положении.

Элфи приехала в Штаты недавно. Приехала по студенческому обмену из Штутгарта. Наверное, ей всегда нравилось подчиняться мужчине в сексуальных отношениях. Ее абсолютная пассивность и удовольствие, которое она получала от всего, что с ней вытворяли, все это вызвало на поверхность такие инстинкты у Бена, о существовании которых он раньше даже не подозревал.

Все началось с игры. Он просто начал дразнить Элфи, чтобы выяснить, до какой степени он может унизить ее, пока она не начнет возмущаться. Но она никогда не жаловалась. Бена это стало раздражать, и он изменил условия игры. Он уже не проверял Элфи. Ему нравилось чувствовать ее боль.

Он проделывал с ней жуткие вещи. Бывали дни, когда она не могла ходить на учебу из-за того, что он с ней делал.

Она терпела все. Когда они, наконец, расстались, она сказала ему о причине расставания.

— Ты — такой ребенок, Бен. Ты все еще играешь в игры. Ты до сих пор не вырос.

Бену стало неприятно, когда он подумал о том, что у нее дома в Германии были мужчины, которые могли убедить Элфи, что они с ней не шутили. У него было ощущение, что Типпи тоже не шутила.