Семья

Ей показалось, что она шагала целую вечность. Здесь под городом никто не знал, что ее знакомый сержант Кьютрон убивает людей. Она слышала шум прибывающих и отъезжающих поездов и приглушенный гул города, находившегося у нее над головой. Шум был отдаленным, мирным, безликим.

Розали показалось, что она находится в другой стране.

Она купила жетончик и начала опускать его в автомат. Она не знала, куда ехать. Ей просто хотелось как можно быстрее оставить это сумасшедшее место, где люди убивают друг друга.

Парень, наполовину ослепленный кровью, спотыкаясь, пролетел несколько ступенек и встал, вцепившись в поручни. Он боялся двигаться дальше, так как ничего не видел.

— Марти? — кричал он. — Линда?

Розали побежала наверх по ступенькам.

— Успокойся, сядь здесь, — сказала она ему.

— Ты не Линда. Где все остальные? — он с трудом произносил слова.

— Пожалуйста, сядь.

Она помогла ему сесть на заплеванную лестницу. Потом Розали полезла в сумочку и нашла чистую бумажную салфетку. От него пахло страхом, и дыхание было кисловато-горьким.

Розали начала промокать ему глаза.

— Я ничего не вижу, — бормотал он, — я ослеп.

— Ты не ослеп, у тебя глубокая рана между бровями.

— Ты на чьей стороне?

Розали нахмурилась, она старалась стереть кровь.

— Ни на чьей, — услышала она свой голос. Наверху завыла сирена. — Высунь язык.

— Что?

Он высунул, она помочила салфетку и потерла ему глаз.

— Ну…

Он поморгал глазами и уставился на нее.

— Ты права, у меня все в порядке.

Он попытался подняться на ноги, Розали не дала ему сделать это.

— Мне надо наверх, к своим, — объяснил он ей.

— Посиди еще немного. Дай промыть тебе другой глаз.

Он смотрел на нее, пока она занималась вторым глазом.

— Послушай, — снова повторил он, — ты на чьей стороне?

— Какое это имеет значение? Сейчас я здесь, с тобой.

Он нахмурился и задумался.

— Ты даже не знаешь, на чьей я стороне!

В его словах звучало обвинение Розали.

— Разве это важно?

— Важно? — повторил он. — Господи!

— Вот.

Розали выпрямилась.

— Теперь у тебя все в порядке.

Она взяла его под руку и помогла подняться на ноги. Потом помогла подняться по лестнице. Ей показалось, что там, наверху уже все закончилось. Патрульные машины исчезли с Виллидж-сквер. Автобусы с телевидением поехали дальше, чтобы найти еще что-нибудь «горяченькое» для показа по одиннадцатичасовым новостям. Вахта людей с плакатами тоже закончилась.

Розали оглядела площадь. Видела ли она на самом деле Бена всего лишь секунду в самом начале этого побоища, когда он выходил из особняка на Девятой улице? Шум, вероятно, напомнил ему о том, что он должен встретиться с Розали.

Казалось, что все произошло тысячу лет назад. Она отпустила руку юноши.

— Сможешь идти сам?

— Да. А где все остальные?

— Арестованы, а может, удрали. Твой дом далеко?

— В Бронксе.

— Надо показать рану врачу.

Он потрогал лоб и поморщился.

— Сначала это увидит моя мать. Слышала бы ты, как она станет вопить!

Он улыбнулся Розали, нырнул в подземку и был таков. Розали пошла по направлению к Пятой улице. Во рту была горечь. Она все поняла и шла к дому родителей.

Она позвонит оттуда миссис Трафиканти и попросит, чтобы та осталась с детьми. Может, она останется в городе. Может, просто выпьет чашечку кофе, поговорит о случившемся и вернется домой в Скарсдейл. Может, расскажет своим родным, что видела здесь Бена. Или расскажет им об этом парне. Или поведает своей сестре Селии о том, какие неприличные картинки стали появляться в ее воображении. Может, ей стоит поговорить о сержанте Кьютроне. А может, она не проронит ни слова, черт бы их всех побрал!

Розали не знала, о чем она расскажет родным, а о чем умолчит.

Глава пятьдесят шестая

В десять вечера после звонка в Скарсдейл Бен все понял и отправился в дом Дона Винченцо Бийиото на Пятой авеню. На его звонок открыл новый охранник, которого Бен не знал. Он думал, что дверь ему откроет Рокко Сгрой.

— Я — Бен Фискетти, — недовольно сказал он, — впустите меня.

— Подождите.

Мужчина плотно закрыл дверь перед его носом. Бен хотел было уйти. Не хватало только стоять под дверью дома собственного тестя. Сама мысль была противна ему. Прежде чем он успел уйти, дверь снова открылась. За охранником, стоявшим на пороге, он увидел маленькое круглое личико Розали и ее блестящие, густые, темные волосы.

— Скажи этой обезьяне, что я свой.

— Это свой.

Она повторила слова Бена странным голосом, как будто вместо нее это сделал автомат.

Охранник, не извинившись, пропустил Бена в дом. Было ясно, что он ему не понравился. Розали, шедшая перед ним, провела его через холл к лестнице, ведущей на второй этаж. Они проходили мимо старинных буфетов красного дерева и кресел, на ручках и спинках которых были прикреплены вязанные крючком кружевные салфеточки. Они поднялись на второй этаж, и Розали провела его в комнату. Бен вспомнил, что это была ее комната, когда она жила здесь.

— Все уже спят, — прошептала она ему. — А может, такие воспитанные, что притворяются, будто спят. Мама легла полчаса назад, а Селия читает у себя.

— A il pezzo novanta.[100]