Семья

— Значит в три смены простоев набегает до 10—12 часов... А если переноску транспортера, подготовку рабочего места комбайну, бурение и другие мелкие работы объединить в одну смену, это займет восемь часов, не так ли?

— Пожалуй, так... — Птушко, нахмурив брови, с минуту подумал, а затем обрадованно сказал: — А и верно ведь... Смотри-ка ты, хорошо придумано... Где это придумали, у нас на шахте?

— Нет, это в Донбассе... — и Геннадий рассказал заинтересовавшемуся рабочему о рождении цикличной работы на донбассовских шахтах... После этого случая Птушко не только сам всегда горой стоял за цикличную работу, но Геннадию довелось даже услышать, как он агитировал за нее других.

...Поздно вечером, возвращаясь домой, Геннадий вдруг вспомнил, что не договорился, где встретится с Ниной. При приближении к дому Шалина сердце тревожно забилось: встретит ли он ее? Но опасения были напрасны: Нина сидела на скамейке у дома. Увидев Геннадия, она порывисто вскочила и подбежала к нему.

27

Петр Григорьевич был явно недоволен: его перевели из машинистов комбайна преподавателем в школу врубмашинистов.

— Это временное явление, — заверил Комлева главный инженер. — Пришлют нам из треста опытных преподавателей, и мы вас с радостью отправим обратно на участок.

Помолчав, он вкрадчиво добавил:

— И потом, чтобы вы на меня не были в обиде, сообщаю: вы назначены в школу непосредственно Клубенцовым. Это его личное распоряжение.

Комлев удивленно взглянул на Тачинского.

— Разве можно обижаться на вас... или на кого другого за это... Если, конечно, мой перевод очень нужен. Дело, видите ли, не в этом... Хотелось поработать в циклующейся лаве; мы уже все приготовления почти что завершили, намечен даже день циклования, а тут — на тебе — перевод... Пойду, поговорю с Иваном Павловичем.

У Клубенцова в кабинете было людно. Иван Павлович без людей жить не мог. Если кабинет почему-либо пустовал полчаса, начальник шахты шел в забой, находил там сотни мелких на первый взгляд дел, проверял лично, точно ли выполняются его распоряжения и как идет работа на труднейших участках шахты, беседовал с десятками горняков, одним подсказывал что-то, других сам со вниманием выслушивал. Вполне естественно, что уже вскоре в кабинет начальника шахты стали приходить люди, которых раньше и не видно было в шахтоуправлении. Можно было лишь удивляться, как быстро и уверенно притягивал к себе нужных людей Иван Павлович.

Когда зашел Комлев, Иван Павлович сразу заметил его и, прервав разговор с одним из горняков, подозвал Петра Григорьевича к себе.

— Я приблизительно уже знаю, Петр Григорьевич, зачем ты пришел ко мне... И очень хорошо сделал, что пришел.

— Ведь я пришел ссориться с вами, Иван Павлович, — улыбнулся Комлев. — Разве дело — переводить меня с участка, который через день-два будет работать по-новому?

Клубенцов устало улыбнулся:

— Ну, ничего Петр Григорьевич, ты не волнуйся. Ознакомься-ка лучше вот с этим документом.

Иван Павлович подал Комлеву письмо, на конверте которого было напечатано: «Министерство угольной промышленности». Писал заместитель министра.

«Обеспечьте соучастие Комлева в создании новой двухбаровой машины. Угольные предприятия страны очень нуждаются в такой врубовке. За всем ходом конструкторских и испытательных работ буду следить сам».

Старый горняк взволнованно встал.

— Значит, об этом знают уже в Москве? — тихо сказал он, глядя прямо в глаза Клубенцову. И еле-слышно произнес:

— Спасибо вам, Иван Павлович... От всего сердца спасибо. А насчет школы врубмашинистов: если надо — пусть будет так, как вы решили... Вам это дело виднее.

...А поздно ночью Петр Григорьевич говорил жене:

— Вот, Феня, вызвал меня сегодня Иван Павлович и дает письмо заместителя министра. И в том письме пишут, чтобы я обязательно вместе с инженерами создавал новую врубовку. Так и пишет заместитель министра Ивану Павловичу, чтобы он обеспечил мое участие в создании машины.

Феоктиста Ивановна, зная неугомонный характер мужа и то, как он горячо воспринимает каждое новое дело, пробовала охладить супруга.

— Так то ведь только участие твое... Они же инженеры, люди ученые, что ты им можешь подсказать? Это, Петя, делается, наверное, все для того, чтобы обиды ты не имел, если по твоим проектам другие составят машину.

Петр Григорьевич вспыхнул:

— Тю, дурная старуха, да разве в обиде дело? А как они без меня там обойдутся, если я эту машину вот где уже выносил, все обдумал.

И уже спокойнее продолжал:

— Конечно, без инженеров этой машины никому не построить. На то они — и инженеры...

И Петр Григорьевич долго еще говорил жене о том, какая это будет замечательная машина и что, пожалуй, он первый и испытывать ее будет... А Феоктисте Ивановне очень уж не понравилось, что делать машину, выдуманную ее мужем, будут посторонние люди. Эта мысль не давала ей покоя. Наконец, не утерпев, она сказала: