Это окончательно взорвало Геннадия.
— Слушай, Редько... — тихо заговорил он, — запомни раз и навсегда, если по-приятельски еще кого отпустишь, я поставлю вопрос перед тобой прямо: или жульничать, или работать. Пятнадцать тонн, говоришь, лишнего дадите? А за Журавкина и Насибулина кто норму даст?
— Дадут ребята... — заторопился Редько. — Мы договорились с ними... Горлянкин за Журавкина отбивает пай, а за Насибулина все вместе.
— Круговая порука, значит... И вдохновляете ее вы, начальник смены... Марш сейчас же на поверхность... И к начальнику шахты, он с тобой поговорит!
Редько молчаливо пошел из забоя. Вот свет от его лампы скользнул по стене, замер и вдруг погас. «Хитришь, братец, — усмехнулся Комлев. — Думаешь отойдет начальник участка, перегорит злость у него, а тогда и прощенья подойти попросить можно... Не выйдет, пожалуй, ничего».
— Редько! — крикнул он в темноту. И почти в ту же секунду лампа вспыхнула и поплыла навстречу Комлеву.
— Слушаю...
Злость на горного мастера уже пропала, но менять своего решения Геннадий не мог и не хотел.
— Не думайте, Редько, что вы под горячую руку мне подвернулись... — жестко сказал он. — От каждого горного мастера и от каждого бригадира дисциплину буду требовать такую, какая нужна. Срывать график цикличности мне не хочется, да и вам, думаю, тоже...
— Но мы же еще не по графику работаем, Геннадий Петрович... — осторожно вставил Редько. — Мы не позволим такого, когда перейдем на график.
— Вы сколько уже в шахтах работаете, Редько?
— Пятнадцать скоро стукнет... Еще до войны начинал...
— За эти пятнадцать лет видели вы когда-нибудь, чтобы люди враз, в один момент, начали хорошо работать? Вот, скажем, участок отставал, отставал, и вдруг — в передовые вышел? За неделю — десять дней, предположим...
— Ну что вы...
— Почему же говорите, что перейдете на график, и сразу все изменится. Дисциплина не в один день и не одними добрыми желаниями строится.
Редько промолчал.
— А почему это за Насибулина все отрабатывают, а за Журавкина — один Горлянкин? — вспомнил Комлев.
— Получит деньги за него... — хмуро ответил Редько. — Горлянкина зря не заставишь пальцем о палец стукнуть... В папашу удался... — а помолчав, добавил: — Может, не ходить мне к начальнику шахты, Геннадий Петрович?
— Пойти надо... Оставьте за себя бригадира.
— Но я же, Геннадий Петрович...
— Это уже решено, Редько... В следующий раз подумаете, прежде чем разгильдяев покрыть.
Редько помялся, хотел еще что-то сказать, но Комлев уже направился к бригаде, и горный мастер, тяжело вздохнув, зашагал по забою.
...Поднимаясь по ходку на-гора, Геннадий долго размышлял, какими путями можно поднять весь коллектив участка на борьбу с отдельными лодырями, но откровенно признался себе, что одному ему здесь ничего не сделать. Сразу же из шахты он зашел к Шалину.
— Семен Платонович, к вам за поддержкой... — Геннадий в присутствии Шалина никак не мог избавиться от какой-то особой стесненности. Вот и сейчас он смущенно смотрел на парторга. — Понимаете, хочется, чтобы коллектив участка стал дружным, чтобы каждый болел не только за свои неудачи, думал не только о себе, но и помогал другому, а вот как это сделать — не знаю.
Шалин уже знал от бабушки об отношении Геннадия к Нине. До сегодняшнего дня им иногда приходилось решать некоторые вопросы вместе, но сейчас Семен Платонович как-то по-особому вгляделся в этого могучего симпатичного парня, привлекающего к себе ясным и спокойным взглядом серых глаз.
— Что ж, давай поговорим... — ответил парторг, а сам подумал: «А ведь дело может так обернуться, что быть ему зятем, этому парнюге... Такой может понравиться дочери».
— Понял я тебя, Геннадий... Петрович, — помедлив, тихо заговорил он. — Мысль серьезная, в двух словах не ответишь... Ну вот, к примеру... — Семен Платонович замолк, задумчиво отведя взгляд, но тут же, словно найдя ответ, оживленно встрепенулся: — Ты, конечно, знаешь Сотникова, того, что сменил Петра Григорьевича, твоего отца, на комбайне, тихий такой, молчаливый... Окунева, помощника врубмашиниста, знаешь, затем Горлянкина, к примеру, Редько, Калачева... Чем они друг от друга отличаются?
— Н-но... Это же разные люди! — пожал плечами Геннадий.
Семен Платонович кивнул головой, соглашаясь:
— Именно, разные... Но как из этих разных по характерам, склонностям и даже способностям людей создать единый, дружный коллектив? На какой основе строить его?