Семья Берг

ОДЕЖДА НА ВСЕ ФАСОНЫ — ВОЛЬФСОН; ГАДАНИЕ НА КАРТАХ, САМЫЕ ТОЧНЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ — ЦЫГАНКА МАША КОГАН; СВЕЖАЙШИЕ МЯСНЫЕ ПРОДУКТЫ — АСРАТЯН; РЕСТОРАН ЕВРОПЕЙСКОЙ КУХНИ — ПЯТИГОРСКИЙ; РЕСТОРАН АЗИАТСКОЙ КУХНИ — ИМАМАЛИЕВ; ГРУЗИНСКИЕ ШАШЛЫКИ — БРЕГВАДЗЕ; ПОШИВОЧНАЯ МАСТЕРСКАЯ, ПЕРЕЛИЦОВКА, ДЕЛАЕМ ИЗ СТАРОГО НОВОЕ — ШАФРАН…

Но многие магазины были уже закрыты, и вывески висели над запертыми дверями — эпоха НЭПа подходила к концу. Павла приятно поразило обилие еврейских фамилий. Что ж, евреи с древних времен были лучшими торговцами, процветали они и теперь, при НЭПе. Так проявлялись изменения в социальной структуре и в образе жизни разных слоев общества и разных национальностей. Он заговаривал с хозяевами и видел, что это были уже не прежние евреи-лавочники, каких он знал когда-то в мелких городах. В евреях нового времени произошла большая трансформация — никто из мужчин не носил ермолок на голове, ни у кого не было пейсов, одеты они были в обычные костюмы, а не в лапсердаки и выглядели как обычные мелкие русские дельцы. Только их лица выдавали национальное происхождение: длинные еврейские носы, большие навыкате глаза, в которых застыла многовековая еврейская грусть. И их жены, торговавшие с ними, тоже больше не носили на головах платков, не укрывали ног длинными юбками и не были замотаны кофтами по самую шею. Они выглядели как обычные горожанки: юбки у молодых — до колен или даже чуть выше, губы ярко накрашены, волосы коротко подстрижены и завиты по моде. В некоторых магазинах женами хозяев-евреев оказывались русские женщины — невиданное до революции зрелище. Многие мужчины и женщины курили.

* * *

Хозяева магазинов и их жены подчеркнуто любезно встречали Павла: военный с орденом на груди мог оказаться хорошим клиентом. В «Одежде» Вольфсона он разговорился с хозяевами и сказал, что тоже еврей. Оба расплылись в улыбках от удовольствия, хозяйка всплеснула руками, вскрикнула:

— Ой, вы еврей? Муля, посмотри на него — он еврей!

Муля среагировал спокойней:

— Приятно видеть еврея — героя войны. Мазал Тов[16] с приездом в Москву.

— Вы давно здесь торгуете? — спросил Павел.

— Что вам сказать? Не так, конечно, давно, но торгуем. Теперь сюда понаехало много евреев — кто работать, кто учиться, кто торговать, как мы. Мы торгуем для всех, но вот еврея-героя с орденом видим впервые. А вы откуда будете?

— Родился я и вырос в Рыбинске, но давно там не живу.

— В Рыбинске? Ой, так в Рыбинске ведь живет мой племянник — Самуил Перельман. Слышали про такого?

— Нет, не припомню.

— О, он очень хороший человек, он теперь учитель в тамошней школе. Может, ваши родители его знают. А может, мы с вами даже родственники. Как говорится — все евреи родственники.

— Родители мои умерли.

— Ай, ай, ай, как жалко. Так что бы вы хотели купить? Для вас будет лучший товар и по самой дешевой цене.

— Мне надо включаться в гражданскую жизнь. Нет ли у вас гражданского костюма мне по росту?

Хозяйка опять вскрикнула и даже всплеснула руками:

— Ой, как это «нет ли»? Для вас у нас нет? — для вас есть все. У нас не какая-нибудь лавочка, у нас выбор товара. По вашему росту? — она прикинула. — Конечно, закройка на костюмчик найдется, только надо будет подгонять. Очень уж вы большой. Но мы вам быстро пошьем, из лондонского материальчика. И дадим скидку как герою — десять процентов.

— Муся, дай ему двадцать, он из Рыбинска, где Самуил, — сказал хозяин и спросил: — Расплачиваться чем будете? Теперь понавыпускали разных казначейских билетов — казначейских-смазначейских, кто их разберет. Не поймешь, чего настоящие деньги стоят.

— У меня новые червонцы. Это как, подходит?

— Червонцы? Это подходит. Червонцы выпустили недавно, это твердая советская валюта, их даже за границей принимают.

Муся сняла мерку и пошла в заднюю комнату перекраивать костюм по росту.

— А вы пока погуляйте.

— Мне бы подстричься. Зарос очень.

— Так вот рядом — парикмахерская Маргулиса, Моисея Михаловича. Это наш родственник. Скажите, что вы от нас, он вам даст скидку.

Маргулис оказался большим болтуном. Павел никогда еще не стригся у профессионального парикмахера и не знал, что все они любят поболтать. Срезая рыжеватые лохмы с головы Павла, Маргулис вещал тоном проповедника:

— Знаете, что я вам скажу? В этой войне главное было выжить.

Павел подумал: а ты-то что об этом знаешь? Маргулис продолжал:

— А у тех, кто выжил в войну, теперь новая забота: как выжить при советской власти. Партии-шмартии, митинги-битинги, ничего не поймешь. Всех арестовывают, допрашивают — любишь ли советскую власть? А что я, знаю — люблю, не люблю? Советская власть — это как жена: любишь, не любишь, но жить надо вместе. Но я так думаю, что парикмахеров трогать не станут. А вы как думаете?

У Павла на этот счет мнения не было, он еле дождался, когда Маргулис закончит стрижку и можно будет вернуться к Вольфсонам. Муся, как увидела его стриженым, воскликнула с восторгом:

— Ой, какой вы теперь стали красавец, такой красавец! Только еврейские мужчины могут быть такими красавцами.