Семья Берг

Ко времени зачисления Павла институт разросся и переехал в большое здание бывшего Лицея цесаревича Николая. Ни о чем из предыстории и задач института Павел не знал, но вскоре начал ощущать, насколько это было хаотичное учреждение, построенное на ложных основах, — оно не давало и не могло дать настоящего образования.

* * *

Как-то прошел слух, что приедет читать лекцию член Центрального комитета партии Емельян Ярославский. Настоящее имя Ярославского было Миней Израилевич Губельман, родился он в бедной еврейской семье в Чите, но выбился в члены ЦК партии, одно время был даже секретарем ЦК. Ярославский был известен своей антирелигиозной активностью, из-за этого многие представители старой интеллигенции относились к нему со скрытым презрением. К тому же он был активным сторонником Сталина и еще в самом начале его диктаторской политики просил разрешения написать книгу под названием «Сталин». Правда, тогда сам Сталин ответил ему: «Еще не пришло время».

В 1920-1930-е годы его считали основным авторитетом большевиков в «церковном вопросе», он стал руководить антицерковной политикой и развернул настоящий террор против верующих, священников, христианской церкви и иудаизма. С 1922 года Ярославский был председателем Центрального совета Союза воинствующих безбожников.

В 1923 году вышла его книга «О религии». Ярославского называли «организатором безбожного движения», и это ему принадлежит ставшая знаменитой фраза: «Борьба против религии — это борьба за социализм». Он был редактором журналов «Безбожник», «Безбожный крокодил», «Безбожник у станка», руководил изданием антирелигиозных брошюр, плакатов и открыток.

Но Ярославский был не единственным воинствующим безбожником, в его журналах печатали статьи и другие большевистские лидеры. Так они ориентировали местные партийные комитеты на беспощадную борьбу против религии. Слушатели института читали их статьи и тоже становились воинствующими безбожниками.

Свою лекцию Ярославский начал со слов:

— Я слышал, у вас идут диспуты о руководстве партией. Так вот, запомните: товарищ Сталин всегда был наиболее зорким, наиболее дальновидным и неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути.

Далее Ярославский перешел к вопросам антирелигиозной пропаганды:

— Одним из убежищ, одним из прикрытий для крестьянина, который не хочет идти в колхоз, остается религиозная организация с ее гигантским аппаратом, полуторамиллионным активом попов, раввинов, мулл, благовестов, проповедников всякого рода, монахов и монашек, шаманов и колдунов, и тому подобной нечисти. В активе этом состоит вся мировая контрреволюция, еще не попавшая в исправительно-трудовой лагерь на Соловки, еще притаившаяся в складках огромного тела СССР, паразитирующая на этом теле. Нам, товарищи, необходимо быть безжалостными, выселить их из храмов и перевести в подвалы, а самых злостных отправить в концлагеря. А сами храмы будем разрушать. У меня есть радостная новость — на днях было принято решение о разрушении храма Христа Спасителя. Это безобразное громадное строение стоит как символ реакционной христианской веры и мозолит глаза трудовым людям социалистического общества. Долой храмы, товарищи, долой попов, долой веру в несуществующего бога! Под водительством Сталина мы строим новый безбожный мир![18]

Аудитория горячо зааплодировала, раздались крики «Долой!» Павел вспомнил свое впечатление от красавца храма, вспомнил его интересную историю, рассказанную ему грустной незнакомкой. Он еле сдержался, чтобы не крикнуть: «Зачем разрушать такое строение? Зачем так грубо искоренять веру, многовековую потребность народа? Не лучше ли оставить людям то, что так их умиротворяет?»

Но, как бы парируя то, о чем думал Павел, Ярославский продолжал:

— Необходимо запретить исполнение церковной музыки Чайковского, Рахманинова, Моцарта, Баха, Генделя и других композиторов. В данный момент церковная музыка, хоть бы и в лучших ее произведениях, имеет актуально-реакционное значение.

Павел не был музыкально образован, как и все остальные слушатели, но он знал имена Моцарта, Баха и Генделя и понимал, что они писали много церковной музыки, а Бах и Гендель — почти исключительно церковную. Слушая, он поражался: значит, надо вообще отменить этих великих композиторов?

А Ярославский продолжал: