Семья Буссардель

- Мальчик мой, - сказал он, как только старая дева затворила за собою дверь, - я не передумал, я решил сообщить тебе об одном обстоятельстве, которое ты должен знать. Но боюсь, что разговор этот взволнует меня, и, если ты не возражаешь, мы поговорим завтра. А нынче ночью, признаюсь, я нуждаюсь в отдыхе. Мне нужно также сосредоточиться, поразмыслить... Ах, дорогое мое дитя, сорок лет я молчал, все таил в душе, и все это кончится в пять минут. Но ведь надо, чтобы ты узнал, обязательно надо... Ты приедешь утром, правда? Ну, вот и хорошо. А нынче вечером я попрошу тебя оказать мне только одну услугу. Открой мой секретер - потяни к себе крайний ящик справа. Надави на подставку той колонки, которая сделана около этого ящика, и в то же время закрой ящик. Тут есть секрет. Колонка должна немного передвинуться вперед. Сделал? Видишь, в потайном ящике лежит тетрадь? Достань ее и принеси мне. Спасибо. Подбрось дров в камин. - Он перелистал тетрадь, нашел те страницы, какие были ему нужны, вырвал один листок.

- Сожги, - сказал он сыну. - И это сожги. И еще вот этот листок.

Огонь вспыхнул ярким пламенем. Фердинанд, не читая, сжигал вырванные страницы, исписанные, как ему показалось, отцовским почерком. Это уничтожение шло довольно долго. Опершись на локоть, старик смотрел, как догорают последние листки, которые Фердинанд приподнял щипцами, чтобы огонь уничтожил все до последнего клочка. Отблески пламени трепетали на лице старика, оживляя его черты, и придавали ему странное выражение. Когда все было кончено, он откинулся на подушки и, видимо снова почувствовав себя плохо, схватился рукою за грудь.

- Спасибо... - произнес он. - Так лучше будет... Завтра ты поймешь,

Он не доканчивал фраз, как будто у него не хватало дыхания. В эти минуты все, что говорилось, все, что происходило этой комнате между отцом и сыном, исполнилось какой-то необычайной медлительности; мгновения длились бесконечно. Эти люди, этот огонь в камине, свет лампы, шум, порой доносившийся с улицы, - все, казалось, принадлежало к какой-то иной, изменившейся действительности.

- А теперь я обо всем еще раз подумаю.

- Отец, может, лучше бы тебе поспать?

- Не хочется спать. Мне надо подумать. Если что нужно будет, я позову Аделину.

- Но ты же знаешь, сон у нее крепкий. Ее не добудишься. Я скажу камердинеру, чтобы он лег в соседней комнате.

- Нет, дитя мое... решительно запрещаю это, - всполошился отец. Погоди... Чтобы тебе со спокойной душой уехать, поставь звонок вот сюда, пусть он будет у меня под рукой.

И он потряс звонком. Тотчас прибежала Аделина.

- Ну вот, видишь, - улыбаясь сказал старик. - А теперь уходите, ступайте оба.

Дочь и сын поцеловали его в лоб. Потом Аделина задула лампу. Тотчас на ночном столике засветился ночничок, подогревавший чайник, в котором налит был целебный отвар; из носика чайника поднималась тоненькая струйка пара, освещенная снизу, и сразу терялась в полумраке.

- До свидания, Фердинанд, - пробормотал старик как будто сонным голосом. - До завтра.

А назавтра, в ранний час, войдя к нему, нашли его мертвым. Вызвали врачей, они обнаружили признаки острого отека легких, в углах губ скопилась розоватая пена. Расспросили Фердинанда и на основании его ответов заявили, что после нервного шока, а именно пережитых накануне в Монсо волнений, вызванных воспоминаниями о прошлом, больной, оставшись один в спальне, возможно, опять предавался горьким размышлениям и был охвачен такой тоской, что произошел смертельный приступ удушья; страдания его, вероятно, были короткими, но мучительными. Об этом, впрочем, свидетельствовали синюшная бледность лица и рук и застывшие, вышедшие из орбит глаза.

Утром Фердинанд ненадолго остался один в спальне отца; Аделина беседовала на своей половине с двумя духовными особами, Теодорина вместе со старшей дочерью, два года назад вышедшей замуж, расположилась в гостиной, чтобы принимать первых посетителей, явившихся выразить семье соболезнование; Луи и господин Рику уехали в город, занявшись приготовлениями к похоронам и другими необходимыми хлопотами.

Фердинанд взял со стола ту самую тетрадь, из которой отец накануне вырвал несколько страниц и велел ему сжечь их в камине. На этот раз сын внимательно осмотрел тетрадь. Это был довольно широкий, но не толстый альбом с серебряным обрезом и в синем бархатном переплете с мельхиоровыми застежками. Прежде чем открыть тетрадь, он подержал ее в руках, и тут ему вспомнилось, что старик отец хотел что-то сказать ему... Смерть помешала этому.

Он открыл синий альбом и понял, что перед ним памятные записи, где отмечены все важные события в жизни семьи: рождения, браки, болезни, смерти; указывались их даты, а иногда и часы, и всегда приводилась какая-либо подробность, которая могла послужить вехой для воспоминаний. Но составитель