Она отвела взгляд, краска бросилась ей в лицо, но Флоран все еще не понимал. Тогда Лидия поднялась и, опершись обеими руками на подлокотники его кресла, наклонилась и что-то прошептала Флорану на ухо.
Он сразу выпрямился и схватил ее за руки.
- Ты уверена?
- Да, друг мой.
Голос ее звучал мягко; покоряясь рукам, сжимавшим ее руки, она склонила голову на плечо мужа,
- Я все ждала, не была уверена. Но теперь уж нет сомнений,
- Сколько же?
- Третий месяц.
Он привлек ее к своей груди и крепко обнял, он целовал ее в лоб, в щеки, в губы, трепетавшие под его поцелуями. Он и смеялся, и полон был умиления; а она, смущенная, взволнованная, готова была плакать от счастья.
- Любимая моя! - шептал он. - Моя Лидия, жена моя! Как я тебя люблю! Как жизнь хороша, как она милостива к нам!
И в эту минуту в прихожей хлопнула дверь, открытая чьей-то сильной рукой. В тихой квартире раздались тяжелые шаги: трое мужчин, обутые в сапоги, направились к комнате, соседней со спальней супругов; послышался гортанный и тягучий говор. Затем пришедшие с громким пыхтеньем тянули и сбрасывали на пол что-то тяжелое - это австрийцы снимали с себя сапоги.
Чета Буссардель, стоявшая посреди комнаты, слышала все это, но не разомкнула объятий. Но вот из коридора донеслись другие, более мягкие шаги. Несомненно, Батистина собирается накрывать на стол. При этих мирных, домашних звуках супруги отошли друг от друга.
Чтобы освободить место, Лидия переставила цветок на угловой столик, передала лампу мужу, достала из шкафа скатерть и, развернув ее, перебросила один конец через стол подошедшей служанке.
V
- Нельзя ли... нельзя ли убрать отсюда эту гравюру? - слабым голосом попросила Лидия.
Рука ее, глянцевая от испарины, как полированная слоновая кость, упала на смятую простыню. Жена Буссарделя младшего с середины дня мучилась родовыми болями. Тщетные страдания! Роды все не наступали.
- Сейчас, милочка, - послушно сказала Рамело.
Эта благожелательная соседка, искушенная во всех испытаниях, выпадающих на долю женщин, при любых обстоятельствах бывала на высоте положения, и тут она добровольно взяла на себя обязанности сиделки при Лидии. Сначала для нее вполне достаточно было помощи Батистины. Но наступили вечерние часы, муки матери все усиливались, а между тем организм ее не отвечал на них должным образом. В доме все встревожились. Рамело вспомнила о почтенной и знающей повивальной бабке, за которую она вполне ручалась. За ней было послано. И теперь ее ждали.
Кроме того, Рамело любезно предложила отвести девочек в ее квартиру. Там они были достаточно далеко, чтобы крики матери не доходили до них; присматривать за ними взялась другая соседка.
- Сейчас уберу картинку, - сказала Рамело. Она прошла за кровать и сняла со стены гравюру в рамке, повешенную в алькове для украшения. Это была благочестивая картина, некогда полученная Лидией в пансионе "в награду за успехи и примерное поведение"; выйдя замуж, Лидия привезла ее с собою вместе со всей обстановкой своей девичьей комнаты. На картине изображен был страшный суд, в преисподней, представлявшей собою нижнюю часть композиции, кишмя кишели грешники и грешницы. Фигуры этих мертвецов, терзаемых адскими муками, по-видимому, пугали роженицу.
Рамело положила гравюру на столик и вернулась к постели. Лидия застонала. Просунув руку под одеяло, Рамело осторожно ощупала ей живот. С жалобными стонами роженица вглядывалась в наклонившееся над нею лицо, полное сосредоточенного внимания. Но в ответ на этот испуганный, вопрошающий взгляд Рамело только улыбнулась ей успокоительно; видя, что она тяжело дышит, что на лбу у нее выступили капли пота, она смочила мягкую тряпочку розоватым туалетным уксусом, провела ею по вискам Лидии у края чепчика, потом за ушами, по шее и верхней части груди. Вскоре боли стихли.
- Что Флоран делает? - спросила Лидия, переводя дыхание. - Почему его нет здесь? Который час?
- Буссарделя я послала в аптеку, ведь Батистина каждую минуту может мне понадобиться. Он сейчас вернется... Который час? Да уж одиннадцатый. Вам, поди, душно? - добавила Рамело, раскачивая створку распахнутого окна, чтобы в комнату влилось хоть немного вечерней прохлады.
С улицы доносились обычные городские шумы. В летний вечер люди любят постоять на пороге своего дома. Слышны были неторопливые разговоры.
- Рамело!.. - тихо позвала Лидия.
- Что, голубушка?