Читаем Семья Буссардель полностью

Иной раз ученики вдруг становились защитниками педагогов: так бывало, например, когда правительство закрывало одно из высших учебных заведений, в другом - запрещало крамольный курс лекций, в третьем - подвергало опале либерального профессора. Удар, нанесенный alma mater * {университету лат.}, отзывался в среде учащейся молодежи, вызывал в ней брожение и еще более восстанавливал ее против властей.

Буссардель чувствовал, что ему надо полеветь. К этому его обязывали обстоятельства. Круги биржевиков и банкиров, обитатели Шоссе д'Антен - все тогда левели. Финансовая буржуазия фрондировала, устраивала заговоры, открыто подстрекала народ. Кумир финансистов, носивший имя Лаффит, превратил свой особняк в штаб-квартиру оппозиции. Буссардель больше не заговаривал о праве первородства; к счастью для него, все вокруг как будто позабыли прежние его взгляды на этот счет; быть может, он и сам о них позабыл. Правительство дало ему удобный случай уточнить свою позицию: оно распустило национальную гвардию.

На следующий день после смотра, проведенного 29 апреля 1827 года, был опубликован ордонанс о роспуске национальной гвардии, которого в осведомленных кругах ждали после манифестации на Марсовом поле, и тогда

- Не для того мы сражались, - заявил он, - как я, например, сражался в Клиши, Обервилье, у Нового моста, - чтобы спокойно терпеть подобные меры, противоречащие общественному благу!

Он сказал это в кружке собратьев, в новом здании биржи, открытом несколько месяцев назад. И, чувствуя, что его слушают, продолжал:

- Мои друзья должны отдать мне справедливость, засвидетельствовать, что я проявлял лишь умеренный либерализм. Но на этот раз я не хочу сражаться с очевидностью, как Дон-Кихот сражался с мельницами! Да, да, приходится сказать открыто: королевский дворец теряет во мне человека, строго соблюдавшего нейтральность, человека, который для оправдания государя зачастую ссылался на трудности в деловой жизни страны.

Буссарделю пора было выступить с этой декларацией. Дальнейшая умеренность могла ему повредить. Нельзя же вечно замыкаться в своей раковине, жизнь этого не позволяет. Мягкие оттенки, полутона теперь не нравились, в моде были бурная энергия и натиск.

Совершенно очевидным становилось, что действия правительства шли вразрез с интересами буржуазии. А ведь буржуазия в этом столетии окрепла, полна была жизни и сознания своего значения. За тридцать лет личинка стала куколкой, и тяжеловесные, но сильные крылья развившейся в ней бабочки разорвали иссохшую оболочку.

Буссардель не досадовал на события 29 апреля. Он был благодарен национальной гвардии, что ее роспуск послужил ему таким хорошим предлогом для публичного выступления. Он чувствовал невольную гордость при мысли, что это воинство, в котором он всегда выполнял свой долг и к которому он питал искреннюю привязанность, дерзнуло бросить в лицо монарху клич: "Да здравствует Хартия!", "Долой министров!" Его не было на смотру гвардии, но ведь он вполне мог быть в ее рядах.

- Национальная гвардия! Дочь Революции! - говорил он проникновенным тоном. - Ее прогнали, как непокорную служанку, не желающую подчиняться капризам хозяина. Но погодите, господа, погодите! Быть может, последнее слово останется за ней, и, может быть, она еще вновь будет дефилировать по нашим бульварам!

Но вечером, когда он пересказывал на улице Сент-Круа эту речь своим домочадцам, у него произошел спор с Рамело, а за двадцать пять лет у них очень редко случались столкновения.

- Полно, не смешите меня, Буссардель! - воскликнула старуха. Ваша национальная гвардия, оказывается, дочь нашей Революции? Вы мне этого лучше

И с маниакальным упорством она все возвращалась к этой теме, ибо напряженность в отношениях между королем и Парижем все возрастала и Буссарделю приходилось яснее определять свою позицию. Три года спустя в начале июля в город просочились слухи о замыслах правительства; общественное мнение было взбудоражено, а Буссарделя особенно волновало то, что тревога проникла и на биржу и вызвала там колебания курсов. И вдруг Рамело преспокойно сказала ему за обедом:

- Чего же вы ждете? Почему не идете на Сен-Клу?

Буссардель изумленно вскинул на нее глаза.

- Что это вы! О таких действиях и речи нет.

- Неужели? - сказала она, продолжая есть суп, чтобы придать больше естественности своим словам. - А почему же? Король в Сен-Клу, всем это известно. Его царствование вас уже не удовлетворяет; соберитесь ополчением, двиньтесь на Сен-Клу, выразите свое недовольство и привезите короля в город. Вот как люди поступают... Надеюсь, вы не воображаете, будто сумеете справиться с королем лучше, чем это сделано было сорок лет назад!

Буссардель возразил, что обстоятельства переменились, что за сорок лет много воды утекло и средства, к которым прибегали когда-то, теперь не годятся. Старуха в старомодном чепце перебила его:

Перейти на страницу:

Все книги серии Семья Буссардель

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза