Ефимушкин. Не слыхал.
Ястребов(недоверчиво взглянув на Ефимушкина.) Полюбопытствуй. А я хочу тебе заявить, Александр Егорыч… буду за Илью драться. Как коммунист, я тоже отвечаю за дисциплину на шахте. И дисциплина у нас железная. А этот случай — особый случай… Безуглые под ногами путаются. (Гневно.). Ух, я бы их… Знаешь, Егорыч, если я драться начну… я могу и глаза выклевать!
Ефимушкин. Не даром у тебя фамилия Ястребов.
Ястребов. Почему до сих пор мы терпим Фурегова! Вот обожди, буду в горкоме…
Ефимушкин. Сейчас на твоей шахте находится секретарь горкома. Иди и говори.
Ястребов. И пойду, и скажу!
Ефимушкин. Что же ты ему скажешь?
Ястребов. Уберите, хватит! — вот что я скажу.
Ефимушкин. Эх, Ястреб, Ястреб, злая ты птица. Ну, разве можно так с людьми?
Ястребов. Филантропией увлекаешься, Александр Егорович? Этак мы и с врагами…
Ефимушкин(резко). Стоп. Говори да не заговаривайся. (Злым шопотом.) Ты когда-нибудь слышал, как горло под пальцами хрустит? Нет?.. А я… десантник я. Понятно? (Пауза.) Враги — это враги. А у нас тут люди. Разные, но наши. Советские люди. Проходчики, директора, колхозники, академики… С ними и в коммунизм идем. А ты… Эх, Ястребов…
Ястребов. Так, тридцать же с лишним лет воспитываем!
Ефимушкин. А человек прожил тысячи лет! И все это время ему мешали и сейчас еще мешают быть человеком. А мы за тридцать лет… Да посмотри на себя, ты, старый шахтер. На улице дождь, слякоть, ночь… А ты пришел. Что тебя привело? Шкурный интерес? Нет! За товарища дерешься. За его — значит и за твое — дело. За дело рудника, а, стало быть, и всей страны. Так? Так. Вот они, эти тридцать лет, Павел Тимофеич.
Ястребов(после паузы, покашливая). Как же с Ильею? Крестник он мой: рекомендую.
Ефимушкин. Посмотрим. Мне ведь он тоже не чужой.
Ястребов. Что ж, пока.
Ефимушкин. Пока.
Ястребов(идет к выходу, но останавливается). А с бригадирства снимать — ни-ни! (Уходит.)
Ефимушкин, сумрачно улыбаясь, смотрит вслед Ястребову. Пауза. Звонок телефона.
Ефимушкин(по телефону). Да. Здравствуйте, товарищ Безуглый. План мероприятия? Обращайтесь к директору. Видите ли, товарищ Безуглый, у меня на ваши планы особый взгляд. Да, да, высосаны из пальца. Один забой, которого не хватало Илье Буторину дороже всех ваших планов… (Опускает трубку. Но сразу — новый звонок.) Да, слушаю. Почему сердит? Все те же причины. А тут еще звонок за звонком. По всем производственным и даже хозяйственным вопросам находят необходимым звонить в партком. А мне хотя бы вытянуть главное. Жалуюсь тебе, дорогая жена, как члену ревизионной комиссии горкома… Нет. Аничка, я приду не скоро, прости. Разве он еще не спит? (Неохотно.) Ну, давай, ладно… Ни-ки-тка! (Постучавшись, входит Вера. Ефимушкин не видит.) Это — папа. (Увлекся.) Обожди, Аня, ты нам не мешай… Никитка! А-а, узнал, разбойник! (Замечает Веру.) Ладно, бай. (Опускает трубку.) Правительственный разговор.
Вера. Сколько ему?
Ефимушкин. Почти два года. Требует абу. На его языке «абу» — это яблоки, мандарины, виноград и все прочие фрукты.
Вера. Маловато сюда фруктов возят.
Ефимушкин. Ничего, скоро мы свои сады разведем. Персики будут расти.
Вера. Возможная вещь. (Пауза.) Между прочим, как легко мы верим в мечту. Почему это, а?
Ефимушкин. Привыкли мы видеть, как самые высокие наши мечты явью становятся.
Вера. А знаете, Александр Егорович, не всегда… Конечно, большие мечты, когда весь народ мечтает, эти — да, сбываются. Но вот маленькие, личные… Вот я, например, в институте мечтала… Забраться бы далеко-далеко, в тундру куда-нибудь, и открыть месторождение угля, железа или каких-то редких металлов. Богатую залежь! Такую, чтоб новый Донбасс возник бы, или новое Криворожье.
Ефимушкин. Дельная мечта… и совсем не маленькая.
Вера. А вот не сбывается. Стала я, как видите, геологом-эксплоатационником. Вместо походной палатки — квартира с электричеством и ванной. И пища, которую я каждый день готовлю, не пахнет дымом костра…
Ефимушкин(с улыбкой). А главное — новый Донбасс откроет кто-то другой.
Вера. Да, кто-то другой. Конечно, этому другому я желаю удачи, но вы же понимаете… (Пауза.) Выучилась, время идет, а что я для Родины сделала? Почему, вы думаете, я так настаиваю на своем проекте? Если хотите, это моя не сбывшаяся тундра, это мой новый Донбасс. Пусть маленький, даже очень маленький, но — мой. Я его для страны своей, для коммунизма открываю. Ведь если ничего не открывать, то лучше уж совсем не жить.